Эрлингтон протянул к нему руки.

— Послушай. Сейчас в самом разгаре переговоры с шотландцами о мире, и веду их я. Если ты меня отпустишь или по крайней мере расскажешь кому-нибудь, что я нахожусь здесь, я сделаю так, чтобы тебя не только простили, но и наградили за патриотизм.

Мужчина наклонился, уперевшись руками в колени, чтобы его лицо оказалось на одном уровне с лицом Эрлингтона.

— Если хотите мой совет, милорд, — забудьте о мире. Единственный мир, который нужен этим варварам, — это мясорубка, в которой они уничтожат друг друга.

Он развернулся и вышел. Тяжелая дверь захлопнулась, замок закрылся.

Эрлингтон забрался на кровать. Он всего лишь пешка для короля, последняя пешка, которую надо будет побить, прежде чем начнется война.

Но сейчас он здесь, в бездействии, его дочь осталась одна, такая уязвимая и беззащитная. Он заломил руки. Похитили ли ее тоже? Или даже хуже — он содрогнулся от одной мысли, — убили? Неизвестность томила его больше, чем если бы он знал наверняка.

Эрлингтон сжал голову ладонями, терзаясь муками совести. Почему он не отвез ее обратно в Лондон, где она была бы в безопасности? Почему он был настолько обеспокоен судьбами этих людей, что отодвинул потребности собственной дочери на второй план?

«Серена, — думал он, — если ты еще жива, пожалуйста, будь в безопасности».

На рассвете поиски, не дав никаких результатов, закончились. Никаких следов Эрлингтона Марша и его похитителей обнаружено не было.

Малькольм надел черный килт и плед и начал загружать вещами карету посла. В багажном отделении лежали корзина с провизией от миссис Уокер, дорожный чемодан Серены, его чемодан и маленький саквояж с одеждой Эрлингтона Марша.

Из дома вышла Серена. На сей раз она была без зонта и капора. На ней было простое муслиновое платье, в тон ему — жакет, удобные туфли. Длинные светлые волосы небрежно собраны в пучок. Малькольм не смог удержаться от мысли, что даже в простой одежде и с растрепанными волосами Серена — просто красавица.

Он хотел усадить ее в экипаж, но Серена не захотела — вместо этого она настояла, чтобы сидеть с ним рядом на козлах. Малькольм натянул вожжи, и пара серых коней помчалась вперед.

— В какое владение Брэндуба Маккалоу мы сначала поедем, Малькольм?

Поскольку ее план поисков отца был мало продуман, Малькольм решил вселить в Серену уверенность, что вдвоем они имеют больше шансов найти посла, чем целая армия британских солдат.

— Ни в одно из них… пока что. Не будем искать иголку в стоге сена.

— И как же мы будем действовать?

— У меня есть друг в Канниче. Если кто и знает, где твой отец, так это Маклиш. И мало того, он мне об этом расскажет.

— Почему?

— Скажем так, я отплачу ему его же монетой. Маклиш — нетипичный шотландец. Он ходит по краю пропасти, если ты понимаешь, о чем я.

— Хочешь сказать, он преступник?

— Да. Но в лицо его так лучше не называть. Он… причастен к массе темных делишек.

Серена покачала головой:

— Ты водишься со странными людьми.

— Я вожусь со всеми. Даже с такими дерзкими и сварливыми мегерами, как ты.

Он свысока глянул на нее.

Серена искоса посмотрела в ответ:

— Это верх твоего остроумия?

Посмеиваясь, Малькольм посмотрел вперед, поверх конских голов. Подул ветер, и Серена подняла ворот своего голубого жакета.

— Как по-твоему, как долго туда ехать?

— Зависит от быстроты хода наших лошадей. Но в любом случае мы должны приехать в Каннич до наступления сумерек.

Малькольм почувствовал, как Серена прижалась к нему, взяв под локоть, чтобы согреться. Он был просто на седьмом небе от счастья — а такое с ним бывало редко. Ее прикосновения пробудили в нем больше, чем желание. Они затронули его сердце.

— Будет так хорошо, когда мы найдем отца. — Серена положила голову ему на плечо и стала смотреть на проносившиеся мимо пейзажи. — Он не заслужил того, что с ним сделали. Он пытался показать мне прелесть Шотландии. Страны крайностей, как он ее называл. Тут уж если холодно, то это трескучий мороз. Если идет дождь — жди потопа. А уж если красиво — то просто захватывает дух от совершенства.

Он проследил за ее взором, устремленным вдаль. Вдоль узкой дороги, по которой катилась карета, росли серебристые и медные буковые деревья, сквозь ветви которых светило солнце, расцвечивая их путь. По одну сторону дороги возвышались зеленые холмы, увенчанные пихтами. Прохладный воздух был наполнен запахом зеленой травы и листвы деревьев, издалека доносилось мычание коров.

— Как красиво.

И ты тоже красива, хотел сказать он ей. Многогранная красота его родной земли была сродни красоте Серены. Пышные желтые цветы утесника напоминали роскошные светлые волосы Серены, цветущий чертополох символизировал ее королевскую красоту и неприступность, и даже огромное желтое рапсовое поле было образом их нескончаемой страсти…

— Как я была слепа, — произнесла Серена. — Вся красота лондонской архитектуры и английских парков не может сравниться с великолепной простотой Шотландии.

Даже простое упоминание о Лондоне вызвало у Малькольма гнев. Он никогда там не был, но уже ненавидел этот город за то, что он угрожал отобрать у него Серену.

— И все же ты скучаешь по нему.

— Скучаю, не буду отрицать. Моя жизнь там была безупречно утонченной. Знаешь ли ты, что у нас дома двадцать пять комплектов столовой посуды? Ты можешь жить там целый месяц, и тебе ни разу не подадут одну и ту же тарелку.

Малькольм сомневался, что у него когда-нибудь появится такая возможность. Вероятность того, что Серена Марш пригласит Малькольма Слейтера в свой лондонский дом, практически равна нулю.

— По-моему, это ужасное расточительство. Вполне достаточно одного комплекта.

Серена задумалась.

— Возможно, ты прав. Наверное, я слишком хвастлива. В том-то и дело, понимаешь? Ты обязан демонстрировать свое богатство. Сейчас это кажется мне довольно нелепым. Ради благополучия моего отца я отдала бы все столовые приборы Великобритании. — Она вздохнула. — Лондон создает в нас ощущение собственной важности. А здесь ты видишь себя таким, какой ты на самом деле.

Ее голос затих.

— А Арчер Уэстон? Какой он видел тебя?

Рука Серены на его локте напряглась. Он повернулся посмотреть на нее, и от хладнокровия Серены не осталось и следа.

— Полагаю, я была в плену одной из тех светлых иллюзий, которые рассеиваются при ближайшем рассмотрении. — Она вздохнула и погрузилась в размышления. — И мне действительно очень жаль, что это так. Я считала, Арчер сильно отличается от всех, кого я знала. Прежде всего, он человек умственного труда, а не бездельник. Он первый из тех, про кого я подумала, что он может изменить мир, если захочет. Мы были хорошими друзьями. Но как бы я ни старалась, я не смогла бы заставить его полюбить меня.