– Я сейчас вернусь. Мне нехорошо, – пробормотал Франко и выскочил из машины, захлопнув дверь. Он отбежал вперед на пару десятков метров и хотел только одного – громко закричать, чтобы выпустить скопившееся напряжение. Но он сумел сдержаться. Задыхаясь, словно пробежал не несколько метров, а с десяток километров, он наклонился, уперев руки в колени, и задышал животом. Это помогло ему немного успокоиться. «Доната ждет ребенка. Черт, черт, черт!» Он распрямился и посмотрел вверх, на звезды. Таинственным мерцанием они подмигивали, словно желали Франко не унывать. Возрадоваться тому, что глаза его способны видеть, ноги ходить, что он живет на земле, что он человек. Тому, что все еще можно исправить.

Теплая волна накатила на Франко. Он улыбнулся, почти успокоившись, развернулся и пошел обратно к машине. Все еще улыбаясь, он открыл дверь и сел на сиденье.

– Прости, что пришлось сделать крюк. Сейчас я отвезу тебя домой.

И он крутанул руль, делая маневренный разворот. Он направил машину обратно в город и бросил взгляд на Николо. Тот понуро сидел, глядя в окно. Овал его лица, обычно четкий и решительный, поплыл. Похоже, для него этот день тоже был слишком длинным. Как вдруг взгляд Франко упал ниже, на руки Николо. С холодеющим сердцем он уставился на откупоренную бутылку, которую держал его пассажир.

– Ты нашел вино, – безжизненным голосом произнес Франко.

– Я нашел, а ты потерял, – буркнул Николо и помахал пустым сосудом перед лицом Франко, а затем вышвырнул бутылку в окно, в высокую придорожную траву.

Франко окаменел. И первая мысль, которая пронеслась в его мозгу, была: «Я не встряхнул ее».

Итак, судьба решила все за него. Несмотря на то что он возвращался в Ланцио, назад пути больше не было.

Николо вдруг закашлял. Сначала тихо, словно в горле у него запершило. Затем кашель стал нарастать, становясь настойчивым, судорожным, переходящим в сухие хрипы.

– Что это со мной? – Услышал Франко словно под гипнозом, но продолжил смотреть на дорогу, не смея бросить взгляд на друга. Боковым зрением он ощущал, как тот заерзал на сиденье, а потом заметался и принялся хвататься за горло, словно на него кто-то накинул петлю. Наконец Франко повернул голову направо. Николо принялся хватать воздух ртом, его глаза широко распахнулись, когда он посмотрел на бывшего товарища, в них плескался страх.

– Франко, помоги мне, – прохрипел Николо, с безнадежным отчаянием втягивая воздух, который не мог пройти дальше его горла – в спасительную обитель легких. – Помоги, друг!

Сведенная судорогой рука схватила лежащую на руле руку Франко, и машину дернуло вправо. Франко сбросил ее и, словно опомнившись, затормозил посреди полей. Николо метался на сиденье под властью невыразимого ужаса, бросался на дверь, стараясь на ощупь найти ручку липкими от обильного пота пальцами. Тело била судорога. Перекошенное, потемневшее от налившейся крови лицо свело в устрашающую маску, а Франко словно в трансе наблюдал за тем, как корчащегося с ним рядом человека покидает жизнь. Николо дернулся еще пару раз, захрипел и вдруг сник. Франко на секунду почувствовал, как в машине нестерпимо запахло чем-то тошнотворным, удушающим.

Он смотрел, как обмякшее тело медленно поползло вниз по сиденью, голова с курчавыми волосами откинулась и ударилась о стойку с глухим стуком, который заставил кровь Франко застыть в жилах. Николо еще сопротивлялся, это можно было определить по свистящему дыханию, доносящемуся из сдавленных легких. Грудь его почти не вздымалась, вдохи и выдохи стали поверхностными. Веки медленно опускались, наконец они закрылись совсем, скрывая выпученные в предсмертном ужасе глаза. Еще с минуту он лежал не шевелясь, пока в нем еще теплилась жизнь, затем глубоко выдохнул, словно смирившись с неизбежностью, и затих. Все было кончено.

В машине стало тихо, как в заколоченной бочке. Франко слышал, как билось где-то в горле его сердце, остервенело отстукивая ритм. Он выставил голову наружу, рванул платок с шеи, хватая воздух открытым ртом. Ему хватило пары минут, чтобы прийти в себя. Потом он проверил пульс Николо. Тот был мертв.

Франко поехал вперед и вскоре подъехал к городу. Показались рабочие кварталы. Подходящая улица нашлась почти сразу – небольшой тупиковый проезд, поблизости нет жилых кварталов, только полузаброшенные здания, в которых не видно жизни, и их глухие стены, тонущие в темноте.

Все должно выглядеть как случайная нелепая смерть. В общем-то, так оно и есть. Франко старался не думать о последних словах бывшего друга. Видит бог, он переменил свое решение, его вины нет: смерть Николо – дело рук изворотливой судьбы. Теперь нужно думать только о себе. Когда тело будет найдено, Франко давно будет дома, его имя не свяжут с трагедией.

В тупике царила умиротворенная тишина. Но это до поры до времени. В любую секунду здесь может появиться ненужный свидетель. Франко поторопил себя и выбрался из машины. На слабых ногах он обошел ее, распахнул дверь пассажирского сиденья. Николо лежал, завалившись набок. Подхватив мужчину под плечи, Франко с большим трудом выволок грузное тело наружу, подтянул поближе к облупившейся стене и, как мог, усадил, создавая видимость прикорнувшего отдохнуть пьяницы. Он не хотел делать этого, но все же бросил последний взгляд на лицо покойного. Оно ужаснуло его своим спокойствием. Таким Франко его почти не помнил.

Он бросился обратно к машине, прыгнул на сиденье и, не мешкая больше ни секунды, с трудом удерживая руль в дрожащих руках, помчал прочь.

Старик Узо с мешком за спиной брел вдоль улицы. Свернув в проулок, он сделал несколько шагов и остановился, заметив в потемках силуэт сидящего человека. Узо остановился на минуту, раздумывая. Затем обернулся в ту же сторону, куда минуту назад уехал автомобиль Франко. Снова посмотрел на фигуру, раскинувшую в стороны ноги, и, наконец, он решился к ней подойти. Выкрикнул слова приветствия. Нет ответа. Затем, подойдя ближе, наклонился и слегка толкнул человека. И вдруг, отпрянув, замер. Сделал два шага назад и еще немного постоял, склонив голову и глядя на находку. Затем развернулся и чуть быстрее обычного зашагал прочь от тупика, и шагал до тех пор, пока его сгорбленная фигура не исчезла в знойной загустевшей ночи.

* * *

Ему показалось, что он не спал вовсе. Ночь прошла нескончаемым, гнетущим кошмаром. Франко мерещились то голоса, то шаги, в какой-то момент ему даже послышался стук в дверь, и он было решил, что это пришли за ним. Но к утру нервозность сдала позиции, уступая место невероятной усталости. Но долго поспать Франко не удалось. Около девяти утра во входную дверь настойчиво затарабанили, и он услышал внизу топот ног – это встревоженные слуги бежали открывать. Он замер и внимательно прислушался. С облегчением услышал голос Маддалены, который подействовал на него как какой-нибудь опиат: напряженные мышцы расслабились, и он снова повалился на постель, шумно выдохнув. Но потом он метнул взгляд на часы: «Почему она пришла так рано?» Маддалена была при полном параде, взвинченная и бледная. Она влетела в комнату и с порога, задыхаясь, выпалила:

– Вставай, Франко! Нужно ехать к Донате. Собирайся. – Она села на край его кровати, пытаясь отдышаться. Грудь ее, затянутая в корсет, взволнованно вздымалась.

– Что произошло? – Он попытался заглянуть ей в глаза. – Ты плакала, в чем дело?

Женщина, не поднимая лица, всхлипнула, с трудом сдерживая эмоции:

– Какое горе… Я не могу прийти в себя все утро, он не был лучшим из мужчин, но ведь он был человеком… – Все это она проговорила скороговоркой, не обращаясь ни к кому. – И у него остались жена и сын…

– Да говори же, что стряслось!

– Ты не знаешь? – Она вскинула на него заплаканные глаза. – Николо умер.

– Умер? – выкрикнул он, почти не притворяясь, вчерашнее событие казалось дурным сном. – Как это случилось?

– Я не знаю! – Она всплеснула руками. – Молочник с утра приходил, он и рассказал. Сказал, что его нашли где-то на окраине Ланцио.

– Я сейчас оденусь. – Он встал, сохраняя холодный рассудок, с фатальной неизбежностью признавая, что предстоял сложный день, да вдобавок и не один. Он мысленно приготовился к встрече с Донатой, с Лоренцо, с Марио и его женой, со всеми остальными родственниками и друзьями усопшего, со всеми, кому он был дорог. Франко сжал зубы. Насилу отогнав жуткие мысли, он принялся натягивать штаны, не стесняясь молодой женщины, сидевшей на его постели. Да она и не обращала на него внимания, полностью погруженная в себя. Ее руки были сцеплены в крепкий замок, а пальцы царапали нежную кожу на тыльной стороне ладоней. С глаз все еще капали слезы, они падали на ткань платья и тут же таяли.