синьора Леграна, что вполне способен управлять машиной в одиночку, благо маршрут не столь продолжителен. Проблема решилась, и Франко вздохнул с облегчением, но тут же к нему подошла группка газетчиков, которые собирались задать несколько вопросов для статьи.

Краем глаза Франко заметил, что на вокзал пожаловал Дон Антонелли со свитой. Гвидо выглядел необычайно помпезно. Его шею украшал голубой шелковый платок, костюм сидел как влитой, на ногах сияли черные туфли.

– Принести шампанского? – предложил Риччи, не отходя от Дона ни на шаг и с подозрением зыркая по сторонам.

– Нет, пока рано. Я выпью внутри, когда тронемся. – Он оглядел поезд с плохо скрываемым удовлетворением. – Красавец, ничего не скажешь. Что ж, теперь в наш город потекут денежки, а, Риччи? Ты взял то, что я велел?

– Чемоданчик в машине. Принести его? – получив удовлетворительный ответ, он направился к выходу.

Дон Антонелли тоже приметил Франко и теперь наблюдал, как тот, закончив с вопросами газетчиков, шел к нему навстречу. Не удостоив собеседника приветствием, Дон произнес:

– Надеюсь, я не пожалею, что приехал в этот святой для Италии день, синьор Легран. – Он предпочел официальный тон. Бойцы, окружавшие хозяина, стояли чуть поодаль и следили за каждым движением Франко.

– Я тоже на это надеюсь, Дон Антонелли. Сегодня особый день для меня и, разумеется, для всего города. Отрадно видеть среди приглашенных также и вас.

– Я не мог не принять твоего приглашения. Ты человек, к которому я испытываю противоречивые чувства. Одно я могу сказать с уверенностью: тебе удалось удивить меня.

– Благодарю.

– Да, тебе это удалось, – кивнул он. – Немногие отваживаются на подобное, но ты не побоялся идти до конца. Настойчивость – хорошее качество. Жаль, не все способны оценить ее результаты лично. Я говорю о нашем общем знакомом, которого, к несчастью, нет сегодня с нами. Николо ведь был не только твоим партнером, но и другом?

– Я сожалею о его смерти.

– Сожаление, – промолвил Дон. – Я уже забыл, что это чувство существует. Оно неприятно, но плюс его в том, что оно быстро проходит. – Он похлопал Франко по плечу. – Что ж, не будем предаваться печали, взгляни лучше, что тут у меня. – Он ткнул пальцем в чемоданчик, который Риччи поставил у его ног. – Мой сюрприз для пассажиров, уверен, что они останутся от него в восторге.

В эту же секунду грянул оркестр, и по перрону понеслась бравурная музыка. Публика оживилась и поплыла в сторону, откуда доносились звуки марша. Франко с почтением кивнул Дону, ненадолго прощаясь, на его место уже метил какой-то бедолага, желая вымолить у могущественного человека помощь в некоем важном деле. Франко ускорил шаг, нужно было удостовериться в полной готовности к отправлению. Он шел через толпу, и взгляд его ловил знакомые лица: вот синьор Бруни, сахарный король, ведет оживленную беседу с синьорой Тиволи, потомственной аристократкой. Вот в одиночестве смолит сигарету Эрнесто Балди, почему-то в этот день без своей молчаливой супруги Анны. Смеются и дурачатся Лоренцо и Беатрис с друзьями, у всех на лицах радость. Он на секунду замедлил шаг:

– Лоренцо, а где твой дядя, он не приедет?

– No, дядя Марио остался дома, он хочет побыть с мамой.

– Синьор Легран, скажите, а когда отправление? – спросила Беатрис.

– Уже совсем скоро. Вы готовы? – ребята с готовностью закивали.

До ушей Франко донеслись выкрики: «Стоять смирно!» – это трудились фотографы, стараясь успеть до отбытия запечатлеть пассажиров на фоне поезда.

– Франко, Франко, – раздался заискивающий голос.

«Только не сейчас», – подумал он, оглядываясь. Ему навстречу ковылял Узо с неизменно согбенной спиной. Франко опустил руку в карман и, доставая монеты, протянул мужчине:

– Мне сейчас некогда. На вот, возьми.

– Ты всегда давал мне больше других, – закряхтел старик, ловким движением пряча деньги. – А я благодарный человек. Вот и хотел сказать кое-что…

– Говори быстрее, у меня совсем нет времени, – Франко в нетерпении озирался по сторонам.

– …предупредить, что не стоит тебе отправлять поезд сегодня.

– О чем ты?

– Нельзя в такой день отвлекать внимание от святых, они этого не простят.

– Бог мой, Узо. Не я выбрал день отправления, и не мне отменять это решение. К тому же, черт возьми, к чему эти суеверия?

– Как знаешь. Не буду перечить, если ты уверен…

– Как я могу быть не уверен! – ответил Франко, переходя на доверительный тон. – Да ты только оглянись, старик! – Он указал рукой на нарядную публику. – Все эти люди, жители Ланцио, такие же, как и ты, все они ждут великого события. Оно много значит для них. Как и для меня. Я просто не могу подвести.

– Ты благородный человек. Я вижу это даже одним глазом.

– Спасибо, – смягчившись, отозвался Франко. – Узо… Мне всегда было любопытно, откуда у тебя такое необычное имя.

– Мое полное имя Сальваторе Карузо. Узо меня зовут те, у кого мало времени.

– Мне кажется, я где-то уже слышал его.

– Вряд ли, синьор. Так меня звали очень давно. Тогда у меня еще был дом.

Франко посмотрел на часы:

– Мне пора. Сегодня для меня важный день. И то, что было запланировано, должно произойти. Что бы ни случилось.

С этими словами он развернулся и решительным шагом пошел прочь. Узо смотрел ему вслед, наклонив голову, и Франко не мог видеть, как дрожащая рука старика осенила его спину крестным знамением и как задвигался беззубый рот, бормоча что-то, известное ему одному.

Синьор Лечче стоял на посту у первого вагона, всего же их было три, не считая локомотива, и пассажиры могли свободно распределяться внутри первых двух. Он самолично проследил, чтобы возле входов неотлучно присутствовали контролеры, одетые в униформу: они проверяли, чтобы внутрь попали лишь пассажиры с билетами и приглашениями, остальным вход был заказан. Первыми к поезду приблизились супруги Альбани. Контролер подал женщине руку, помогая подняться в вагон. За ней последовал Томазо. Затем чета Росси: дородная дама с красной шеей и ее не менее ширококостный муж – с достоинством они прошествовали по проходу и расположились, кряхтя от удовольствия при виде закусок, заготовленных для подачи. Ева Гоцци и ее давняя подруга, Серена Тиволи, ведя неслышную беседу, проследовали за супругами Росси, выбрав приглянувшиеся места. Синьора Гоцци усадила на стол собачку, которая тут же зашлась лаем, наметив за стеклом безопасную «жертву» из числа ожидающих пассажиров. Генерал Эрнесто Балди чинно прошагал через весь вагон, усевшись в гордом одиночестве. На удивленные вопросы дам о супруге он кратко отвечал, что та предпочла домашние дела поездке в столицу.

Во втором вагоне поднялась легкая суета, туда набились подростки. Фабио бегал с Лоренцо наперегонки, падая то в одно кресло, то в другое, они решительно не могли определиться с выбором, на каких же сиденьях будет лучше совершить путешествие. Наконец расселись: место у окна заняла Беатрис, подле нее расположился Лоренцо, чуть позади Энцо, оставивший свою девушку Розу на перроне, и счастливчик Фабио.

В первый вагон вошли Маддалена и Виктория, дамы обмахивались веерами и переговаривались.

– А что в третьем вагоне, Мадди? – спросила англичанка.

– Насколько мне известно, ресторан, – ответила та. – Но он пока закрыт. Полагаю, мы сможем отужинать в нем на обратном пути.

– Подумать только, какой шик! – Виктория была очень воодушевлена.

Появился Дон Антонелли, за ним Риччи, у которого с лица наконец исчезло суровое выражение: с восторгом озорного мальчишки он оглядывал внутреннее убранство поезда. Щелкнув языком, он постучал по спинке кресла, затем, опомнившись, снова привычно насупился и уселся напротив своего хозяина. Дон Антонелли бросал небрежные взгляды за окно, не удостаивая, однако, вниманием публику, с любопытством разглядывавшую вагон и его пассажиров.

Билеты на этот заезд не продавались, попасть на поезд можно было, только получив приглашение от главного лица, ведущего проект, Франко Леграна. Его статная фигура сегодня, как и обычно, привлекала всеобщее внимание. Все знали, что, несмотря на возникший конфликт, он сумел остаться в хороших отношениях с Доном Антонелли. Слухи ходили разные, но никто из досужих сплетников не мог толком сказать, что же за недоразумение вышло между главой мафии и иностранцем. Но сегодня людям было достаточно видеть Дона Антонелли здесь, на поезде, отправкой которого руководил Франко Легран, и это, без сомнений, являлось знаком примирения.

На чистом небе не видно ни облачка. Солнце светило вовсю. Его блики падали на медные трубы духового оркестра и отражались от козырьков фуражек. Оркестр исполнял марш Вивальди. Торжественные звуки «Тоски по родине» неслись ритмичными раскатами над головами зрителей, проникали в окна поезда, расцветали радостью на лицах пассажиров.

Выступил мэр города Ланцио с восторженной речью, в которой упомянул имена тех, чьими силами стала возможной прокладка первой железной дороги в городе. Затем он произнес слова напутствия, в которых заключил, что отныне Рим и Ланцио