Женщина поморщилась.

— Какая чушь! Берни Уорли приперся ко мне за фотографиями. Не вешайте мне на уши лапшу!

Послышался шум. Такой шум могло производить только очень много людей. Настоящее столпотворение, даже по местным меркам. Шумели в коридоре, там, где Майрон оставил Эсперансу.

Майрон повернулся и ринулся в коридор, чувствуя, как его сердце подступило к горлу. Если с девушкой что-нибудь случится…

Он распахнул дверь и увидел с десяток людей, обступивших со всех сторон Эсперансу. Многие из них стояли на коленях. Эсперанса улыбалась и — Майрон не мог поверить собственным глазам — раздавала автографы.

— Маленькое Пончо! — воскликнул один из почитателей.

— Напиши «Мануэлю с любовью»! — умолял другой.

— Я обожаю тебя!

— Я не забыл, как ты побила Королеву Каримбу! Славная была схватка!

— Вспомните Ханну Бродяжку! Какая мерзкая баба! Когда она швырнула тебе в глаза соль, я был готов ее убить!

Встретившись взглядом с Майроном, Эсперанса пожала плечами. Со всех сторон совали старые спортивные альманахи и клочки бумаги, на которых она продолжала расписываться. Вслед за Майроном в коридор вышла рыжеволосая. При виде Эсперансы ее лицо засияло от радости.

— Пончо? Это ты?

Эсперанса подняла глаза.

— Люси!

Женщины обнялись и направились в студию. Майрон поплелся за ними.

— Где ты пропадала, малышка? — спросила Люси.

— То там, то здесь.

Женщины поцеловались в губы. Поцелуй длился, пожалуй дольше, чем требовалось. Эсперанса оглянулась.

— Майрон!

— Что?

— У тебя глаза вылезли из орбит.

— Неужели?

— И это еще слабо сказано.

— Нуда, конечно, — отозвался Майрон. — Во всяком случае, теперь я понимаю, почему мои грозные взгляды не напугали твою подругу.

Это замечание показалось женщинам забавным, и они рассмеялись.

— Познакомься, Люси. Это Майрон Болитар, — сказала Эсперанса.

Люси смерила Майрона взглядом.

— Твой приятель?

— Нет, просто хороший друг. И начальник.

— Он здорово смахивает на одного моего знакомого из клуба, что на первом этаже. У них есть номер в программе, когда этот парень писает на женщин.

— Это не я, — заверил ее Майрон. — Я стесняюсь отправлять нужду даже в общественных туалетах.

Люси повернулась к Эсперансе:

— Отлично выглядишь, Пончо.

— Спасибо.

— Забросила спорт?

— Навсегда.

— Но продолжаешь тренироваться?

— Как только выпадает свободная минутка.

— В «Наутилусе»?

— Ага.

— Оно и видно. — Люси шаловливо улыбнулась. — Ты по-прежнему все та же соблазнительная штучка.

Майрон откашлялся.

— Послушайте… — проговорил он.

Женщины не обратили на него никакого внимания.

— Ты продолжаешь снимать борцов на руках? — спросила Эсперанса.

— Все реже и реже. Я по уши увязла в порнографии.

Эсперанса посмотрела на Майрона и пояснила:

— Люси — на сам деле у нее другое имя, мы звали ее так за рыжие волосы — в свое время фотографировала начинающих армрестлеров.

— Я уже понял, — ответил Майрон. — Как ты думаешь, она сможет нам помочь?

— Что вы хотите узнать? — подала голос Люси.

Майрон протянул ей «Укус» и показал фотографию Кэти.

— Вот, — сказал он.

Люси глянула на снимок и спросила, обращаясь к Эсперансе:

— Кто он? Полицейский?

— Спортивный агент.

— Ага, — отозвалась Люси, но дальнейших расспросов не последовало. — Дело в том, что из-за этого снимка у меня могут быть неприятности.

— Почему? — осведомился Майрон.

— Потому что девчонка голая.

— Ну и что?

— А то, что это противозаконно. В рекламе девятисотых линий запрещено использовать фотографии обнаженных женщин. Если нас застукают, нам придется туго.

— Нас? — уточнил Майрон, вновь пуская в ход коварные приемы ведения следствия.

— Я совладелец нескольких компаний интимных услуг по телефону, — объяснила Люси. — Некоторые из указанных в рекламе телефонов установлены здесь, в этом здании.

— Я не пойму, почему вы говорите, что обнаженная натура запрещена, — недоумевал Майрон. — На мой взгляд, почти все девчонки в этом журнале голые.

— Но только не в объявлениях девятисотых линий, — подчеркнула Люси. — Пару лет назад вышел закон о том, что эти линии обязаны соблюдать приличия. Вот, посмотрите. — Она перевернула страницу и показала Майрону другое объявление. — Девчонка может принимать соблазнительные позы, но обязана быть одетой. И кстати, обратите внимание на названия линий. «Откровенная беседа», «Поговорите с девушками». А теперь взгляните на объявления восьмисотых линий. Тут все гораздо круче. «Поцелуйте меня между грудей» и тому подобное.

Майрон припомнил удивившее его обстоятельство: во время недавней беседы с Тони по девятисотой линии не было сказано ничего неприличного.

— Так, значит, настоящий секс по телефону доступен только на других линиях?

— Да. И для этого требуется разрешение. Так считает правительство. По девятисотой может позвонить кто угодно. Оплата ведется автоматически. Счетчик включается сразу после того, как вам ответили. Однако на восьмисотых и других линиях все по-другому. Там от клиента требуют сразу сообщить данные кредитной карточки либо немедленно повесить трубку.

— Значит, разговоры о якобы непристойных девятисотых линиях — это…

— …сущая чепуха, — закончила за него Люси. — На этих линиях нельзя произносить ни одного похабного слова. Девятисотые линии чаще всего используются в качестве приманки. Там ведутся беседы о щекотке да массаже с целью возбудить клиента. Вам понятно, о чем я?

— Кажется, да.

— Разумеется, клиент не преминет вставить соленое словцо. Видите ли, многие из них — грубые мужланы и не могут обойтись без сальностей. Это для них средство облегчиться и расслабиться. Мы всеми силами провоцируем их на пошлости, что, как правило, не составляет особого труда. Как только клиент достаточно распаляется, мы говорим: извините, мол, нам запрещено говорить неприличные слова, но вы можете перезвонить по такому-то телефону и сообщить номер своей кредитной карточки. Человек звонит, и счетчик запускается вновь.

— Неужели они не стесняются заносить в свой кредитный счет такие названия? — спросил Майрон.