у нее в животе, держа ее в состоянии плотно сжатой пружины, стал ее неотделимой частью. Желая прогнать ужас, Белл с силой надавила на живот, но лишь задохнулась и закашлялась. Чувствуя себя совсем измотанной, она погрузилась в сон. Ее разбудил собачий лай с улицы. Затем скрипнула дверь палаты. Не открывая глаз, она уже знала, кого увидит.

– Здравствуйте, Эдвард. Вам не трудно поплотнее задвинуть занавеску? А то солнце светит чересчур ярко.

– Вас хотела видеть Ребекка, но я немного злоупотребил своим авторитетом. Она сказала, что завтра снова придет.

Эдвард зашторил окно, пододвинул стул к самой кровати, сел и взял Белл за руку.

– Расскажите, как там малышка. Мне важно знать.

– Кажется, нам удалось найти ее бабушку. Когда мы убедимся, что эта женщина действительно ее бабушка, я непременно вам сообщу.

Белл кивнула:

– Эдвард, так чем было вызвано кровопролитие? Почему это произошло?

Он сострадательно улыбнулся:

– Причины неоднозначны, но я постараюсь изложить попроще. Попутно замечу, что вы вообще не должны были встревать в те события.

Белл надеялась, что он, подобно сестре, не станет называть ее глупой девчонкой. К счастью, Эдвард воздержался от нотаций. Белл сосредоточилась на его рассказе… Все началось в порту, где на погрузочно-разгрузочных работах трудились сотни индийцев. Они устроили забастовку, требуя повышения зарплаты. Чтобы не дать забастовке парализовать порт, власти заменили их бирманцами. Потом забастовка закончилась и бирманцы, нанятые временно, стали покидать порт. Эти люди приходили на работу издалека. Их сопровождали жены, неся в корзинах еду для своих мужей. И когда бирманцы уходили, индийцы допустили серьезную ошибку: они стали насмехаться над бирманцами, унижая тех в присутствии жен. Вспыхнула потасовка. Нескольких индийцев убили, а трупы бросили в реку. Затем распространился слух, будто какие-то индийцы надругались над бирманкой и затем отрезали ей груди. В результате тысячи разъяренных бирманцев отправились убивать индийцев. К сожалению, неприязнь между двумя народами существовала и раньше. Бирманцев злило, что индийцы стекались в Рангун из своих нищих деревень. К пришельцам они относились не лучше, чем к докучливым мухам.

– Мы получили хлопот полон рот, – продолжал Эдвард. – Сотни убитых и раненых. Теперь индийское население забаррикадировалось внутри своего квартала и отказывается его покидать. Большинство продуктовых магазинов в городе принадлежит индийцам. Рангуну угрожает нехватка продовольствия. И не только это. Индийцы занимались ночным вывозом мусора и нечистот. Еще немного, и мы погрязнем в зловонии.

– Что делают власти? – спросила Белл.

Эдвард глубоко вдохнул:

– Около семи тысяч индийцев нашли пристанище в бывшем приюте для умалишенных. Из-за беспорядков почти все они лишились крова.

– Беспорядков? То, что я видела, называется кровавым побоищем. Эти люди сильно напуганы.

– Конечно, – печально улыбнулся Эдвард. – За убийствами последовали грабежи. Чтобы все это, не дай бог, не привело к эпидемии, мы найдем, чем их занять.

– Надеюсь, они получат компенсацию за утраченное жилье и имущество.

– Очень сомневаюсь.

Признание Эдварда лишило ее последних иллюзий относительно намерений властей.

– Но ведь так нельзя! Это несправедливо.

– У нас нет средств на выплату компенсаций, – пожал плечами Эдвард.

– И желания тоже, – отрезала Белл.

Эдварда удивила резкость ее тона.

– Послушайте, Белл, я же говорил вам: все не так просто. Вы очень многого не понимаете.

– Тогда просветите меня.

– Между бирманцами и индийцами всегда существовали противоречия.

– А кто в этом виноват? Это мы, англичане, завезли сюда индийцев, а теперь не желаем их защищать.

– Их никто волоком в Бирму не тянул.

– Их заманивали обещаниями работы и денег. Так?

Эдвард покачал головой, но Белл была уверена в своей правоте. Она пристально смотрела на Эдварда и, чувствуя, что он вряд ли скажет еще что-то, сменила тему разговора:

– Почему бирманцы рисовали на груди какие-то странные знаки?

– Для обретения неуязвимости. Они верят, что знаки даруют им магическую защиту. Вы уже не раз убеждались, насколько они суеверны.

Она кивнула:

– Но они же буддисты. Я думала, религия делает их миролюбивыми.

– Их буддизм смешан с анимизмом и еще черт знает с чем. Но насилие существовало здесь всегда, – Эдвард тяжело вздохнул. – Теперь о поездке по реке. Я настоятельно рекомендую вам отправиться с Гарри, как только вы окрепнете. Это вам по силам? Скорее всего, беспорядки в Рангуне будут продолжаться еще какое-то время, а вы, милая девушка, и так достаточно настрадались.

Он был прав. Она хлебнула страданий. Шанс работать у Клейтона исчез вместе с австралийцем, и перспектива отправиться вверх по Иравади снова обрела привлекательность. После всего, через что она прошла в Рангуне, будет здорово уехать отсюда. Конечно, это не избавит ее от постоянного страха и не прекратит потока мучительных образов, но вдали от Рангуна ей станет легче. Белл вспомнила свой приезд в Бирму. Какой экзотичной и привлекательной казалась ей золотая мишура, покрывавшая жизнь местных англичан. Следом ей вспомнились слова Оливера, а в голове зазвучал его голос. Как же он был прав во многом! Под поверхностью этого сверкающего колониального мира лежали противоречия, становящиеся все более острыми. А справедливость и правосудие существовали только для англичан. Ей не хотелось думать о злоупотреблении властью, безудержной алчности и ужасающих расовых предрассудках. Она глубоко сочувствовала обездоленным индийцам. Может, у нее с Оливером больше общего, чем ей казалось?

Глава 33

Диана, Челтнем, 1922 год

Я проснулась рано, зная, что случится что-то важное, но точно не помня, что именно. И вдруг меня обдало жаркой волной. Я даже вспотела, разом вспомнив. Оглядываю комнату, проверяя, все ли собрано, и мысленно репетирую слова прощания. Как оно пройдет? Я сдержанно поблагодарю и не пророню ни слезинки, уезжая отсюда навсегда? Или уеду, полная печали и сожаления? Меня снедает беспокойство, но я выбираю первый вариант. Насколько я знаю, внешние приличия по-прежнему в цене. Мой чемодан уже уехал. Осталось лишь то немногое, что я повезу в машине Симоны: туалетные принадлежности, зеркало с серебряной ручкой, доставшееся мне от матери, таблетки, паркеровская авторучка и дневник. Записей там мало, но, как только смогу, я обязательно начну писать снова. Похоже, и доктор считает, что ведение дневника мне поможет.

Отныне я буду называться своей девичьей фамилией Райли. Мисс Диана Огаста Райли. Мне это нравится. Прощай, одиночество. Я пока не видела своего коттеджа, но Симона и Дуглас его обустроили. Конечно же, мне любопытно увидеть, как он выглядит. Мысли о грандиозной перемене в моей жизни вызывают у меня трепет. Я подхожу к окну и вцепляюсь в подоконник, надеясь в последний раз взглянуть на Аннабель. Они не хотят, чтобы дочь видела мой отъезд, поэтому мы сообща решили: