— Мэлл Имма, ты заснула? — требовательно окликнула меня Мирелла.

— Не ты, а вы, — машинально ответила я, выныривая из своих грез.

Мне как Фуне требовалось помотать головой, прогоняя глупые мысли и фантазии.

— Во что будем играть? — теребила Элли.

— Давай понаблюдаем за птичками, — предложила я. — Ты о них теперь знаешь больше. Скажи, вон там кто скачет? — указала я на золотистую овсянку, выискивающую себе пищу в траве.

— Это овсянка, — гордо ответила Элли. — А вон прыгает крапивник. А на ветке я видела лесную завирушку… А вот желтоголовый королек…

Какое-то время мы обсуждали птиц. Граф как будто бы уткнулся в бумаги, но я не видела, чтобы он их перелистывал. К тому же чувствовала на себе его прожигающий взгляд, даже не поворачивая головы в его сторону.

— А теперь мы что будем делать? — капризно спросила Элли, когда мы обсудили всех птичек.

— А теперь мы с мэлл Иммой поиграем в бадминтон, нам надо немного размяться. А ты будешь судьей. Считай очки, потом присудишь одному из нас победу.

— Нет, так неинтересно. Вы будете играть, а я смотреть. Это нечестно, — заныла Элли.

— Тогда давай поиграем в птичью семью. Ты будущая мама птенцов, которая должна высиживать яички в гнезде, — предложила я компромисс.

Глаза Элли загорелись.

— А где мое гнездо? И где мои яйца?

— Гнездо мы тебе соорудим из пледа, — стала я подтыкать вокруг нее плед так, чтобы было похоже на гнездо. — А яйца пусть будут воображаемые.

— Нет, я не хочу воображаемые! Я хочу настоящие!

— Мм… ладно…

У меня появилась идея, чем занять капризулю, и я, оставив Элли с отцом, понеслась на кухню.

Вернулась с яйцами, которые разложила вокруг Элли:

— Осторожно, не разбей. А вот тебе задание. Чтобы накормить будущих птенцов и других птичек, надо очистить зерна от шелухи.

Я вручила ей один большой таз, в котором была смешана разная крупа, фасоль и кукуруза с шелухой и всяким мусором, и несколько мисок.

— Сюда овес, сюда фасоль, сюда кукурузу, сюда пшено… — перечисляла я и показывала на миски. Все, ребенок занят надолго. К тому же, говорят, пальчиками работать полезно.

Элли увлеченно занялась делом и надолго притихла. Лишь пыхтение и сопение, если прислушаться, раздавались с ее стороны. А мы с графом в свое удовольствие играли в бадминтон, время от времени поглядывая на склоненную над мисками черноволосую головку.

— Граф, хватит мне поддаваться. Так нечестно и неинтересно, — передразнила я Элли. — Неужели я так плохо играю, что мне требуются поддавки?

— Нет, я просто предпочитаю порадовать женщину сладкой победой. Уступив в мелочах, так приятно выигрывать в большем, — многозначительно сказал граф, подавая пас.

— Я порадуюсь честной победе, — делая вид, что не замечаю намеков, отбила я.

— Вы любите выигрывать, Имма? Любите верховодить? — Следующий его удар ракеткой и волан в мою сторону.

— Только на скачках, — чуть не промахнулась я.

— Можно ли мужчину сравнить с конем? — полюбопытствовал граф, с легкостью отбив мой пас.

— Только если в плане объезженности и смирности. Есть также мужчины дикие и упрямые, готовые всегда сбросить своего партнера, как лошадь наездника.

— И к какой же категории вы отнесете меня, Имма?

— Почему вам нравится сравнение с конем, граф? — уже из последних сил отбила я волан, чувствуя, что следующий пас могу и пропустить.

— С жирафом как-то не хочется, — легко, словно играючи, отбил граф.

Я засмеялась и таки пропустила удар.

— Ну вот, граф, так тоже нечестно. Рассмешили, и я промахнулась.

Граф приблизился ко мне с соблазнительной улыбкой.

— Так что, Имма, в паре с мужчиной вы любите активную роль или пассивную?

Я смутилась под его обжигающим взглядом.

— Как вы и сказали, граф, иногда мы выигрываем, уступая, потому что радость победителя возвращается к уступившему в двойном размере. Но уступать всегда — значит лицемерить и заведомо лишить себя радости триумфа и разнообразия в отношениях. Поэтому я за контраст и возможность быть собой, не теряя при этом разумности и поиска компромисса.

— Знаете, что я о вас уже понял, Имма? — весело спросил граф.

— Что?

— Вы начинаете заумно философствовать, когда смущаетесь. Это так мило!

Он подмигнул мне и протянул руку за моей ракеткой. Когда забирал, дотронулся до моей руки, отчего я вспыхнула, как зажженная спичка. Граф взял ракетку и оставил меня с моим смущением, уйдя вперед. Вот ведь жук! Еще и издевается! Нет бы тактично промолчать. Но где он, а где тактичность.

Когда спустя время, понадобившееся мне, чтобы прийти в себя, я подошла к графу и Элли, он рассказывал дочери что-то о поместьях, которые им принадлежали. Увидев меня, девочка прервала его и радостно воскликнула:

— Я придумала, во что мы будем играть — в магазин! Я буду продавать… пап, как ты только что сказал слово?

— Недвижимость.

— Да, точно. Я буду продавать недвижимость. Садись, Имма. Ты и папа будете покупателями.

— Мэлл Имма. Вы. Будете, — ровным голосом поправила я ошибки Элли, которая отмахнулась от меня.

— Я буду вам хвалить, а кто больше заплатит, тот и купит.

— Это называется аукцион, Элли. То, что ты выставляешь на торги, называется лотом. А цены — ставки.

— Да-да, пап, — также нетерпеливо отмахнулась Элли. — Кому нужен красивый большой дом…

— Мне нужен, — оживилась я. — У вас уже есть. Куда вам еще? А у меня хоть один будет…

— Хорошей недвижимости много не бывает, — включился граф. — Какова начальная цена, Элли? Поторгуемся? — подмигнул мне граф.

— Сто тинов, — выдала Элли.

Мы с графом прыснули.

— Он игрушечный? — с подозрением спросил граф.

— Почему? Самый настоящий! — оскорбилась Элли. — Мало? Тогда тысяча тинов.

— Ну, значит, дом не слишком большой и худой. Наверное, крыша протекает. Поэтому так уж и быть, за тысячу и один тин я его куплю, — выдвинула я свое предложение.

— Да нет же! Дом хороший! Светлый! В нем три этажа и крыша хорошая!

— Тогда тысяча и два тина, — сдерживая смех, перебил мою цену граф.

— За хорошую крышу даю на тин больше! Дом мой! — накинула я.

— У дома еще есть большой сад! В котором много птиц. И рыбок в пруду.