Я постоянно повторяю себе, что это не может продолжаться вечно. Когда-нибудь Шамс покинет нас. В конце концов, он же странствующий дервиш. И Руми останется со мной. Он принадлежит Конье и своим ученикам. Мне не надо ничего делать, надо всего лишь ждать. Однако терпение дается мне нелегко, и с каждым прошедшим днем становится тяжелее. Когда мне особенно тяжело, я вспоминаю прошлые времена — когда Руми был рядом, несмотря ни на какие разногласия.

— Керра — христианка. Даже обратившись в ислам, она все равно не станет одной из нас, — перешептывались люди, узнав о нашей свадьбе. — Известный ученый-исламист не должен брать в жены неверную.

Однако Руми не обращал внимания на сплетни. Ни тогда, ни потом. И я всегда была благодарна ему за это.

Жители Анатолии принадлежат к разным религиям и расам. Тем не менее мы едим одни и те же блюда, поем одни и те же песни; у нас одни и те же суеверия, мы видим по ночам одни и те же сны. Почему же мы не можем жить вместе? Я знала христианских детей с мусульманскими именами и мусульманских детей, которых выкармливали своим молоком христианки. Такой уж у нас мир. Если между христианством и исламом есть граница, она должна быть более гибкой, чем считают богословы с обеих сторон.

Так как я жена знаменитого ученого, люди полагают, будто я высокого мнения об ученых. Но, по правде говоря, это не так. Несомненно, ученые много знают, но так ли хорошо ли знание, когда речь идет о вере? К тому же им свойственно произносить такие слова, которые нам трудно понимать. Мусульманские ученые отрицают христианскую веру в Троицу, а христианские ученые порицают мусульманских за то, что те считают Кур’ан идеальной книгой. Они говорят так, словно не слышат друг друга. Но если вы спросите меня, то между обычным христианином и обычным мусульманином очень много схожего, в отличие от ученых мужей.

Говорят, самое трудное для мусульманина, который обращается в христианство, — это принять Троицу. А для христианина, обращающегося в мусульманство, самое трудное — отказаться от Троицы. В Кур’ане Иса говорит, что он слуга Божий, которому Бог дал Книгу и которого Он сделал Пророком. Мне было не трудно в это поверить. Гораздо труднее оказалось отвергнуть Марию. Хотя я никому об этом не рассказывала, даже Руми, но иногда мне ужасно хочется посмотреть в добрые карие глаза матери Иисуса Христа. Своим взглядом она всегда утешала меня.

По правде говоря, когда у нас поселился Шамс из Тебриза, я была до того смущена и расстроена, что мне больше, чем когда-либо, потребовалось утешение Девы Марии. Меня словно охватывала горячка, до того сильно я жаждала помолиться Ей. Временами мне становится даже стыдно, что я обманываю свою новую веру.

Никто об этом даже не догадывается. Даже Сафия, которая посвящена почти во все мои дела и мысли. Она не поняла бы меня. Жаль, что я не могу поделиться этим со своим мужем, но я даже не знаю, как сказать ему об этом. Он очень отдалился от меня, и я боюсь, как бы он не отдалился еще больше. Руми — все для меня. А теперь он стал чужим. Никогда не думала, что можно жить с человеком под одной крышей, спать с ним в одной постели и все же чувствовать, что его нет рядом.

12 нюня 1245 года, Конья

Балаган, да и только! Если бы даже мусульмане постились с именем Бога весь месяц Рамадан и каждый Эйд[22]приносили в жертву овцу или козу, чтобы замолить свои грехи, если бы всю свою жизнь мечтали совершить паломничество в Мекку и пять раз в день расстилали молитвенный коврик, но в их сердцах не было бы места для любви, — то какой во всем этом смысл? Вера без любви — всего лишь слова; слова слабые и безжизненные, неопределенные и пустые, поскольку в них нет истинного чувства.

Неужели кто-то думает, что Бог находится в Мекке или Медине? Или в какой-то местной мечети? Как можно представить, что Бог «заперт» в некоем замкнутом пространстве, когда Он сам говорит, что «ни Мои небеса, ни Моя земля не вместят Меня, но вместит Меня сердце Моего верующего слуги».

Жаль мне того дурака, который думает, будто границы его смертного разума и есть границы Всемогущего Бога. Жаль мне невежду, который считает, что может торговаться с Богом и платить Ему долги. Неужели эти люди полагают, что Бог — бакалейщик, взвешивающий наши добродетели и пороки на двух чашках весов? Или что Он чиновник, педантично записывающий наши грехи в Свою бухгалтерскую книгу, и когда-нибудь за них придется платить? Так-то они представляют Единство с Богом?

Мой Бог — великий Бог. Живой Бог! Зачем мне мертвый Бог? Его имя аль-Хайи, то есть Живой Бог. Зачем мне коснеть в постоянных страхах и тревогах, быть ограниченным запретами и оговорками? Он бесконечно милостив. Его имя аль-Вадуд. Он — Любящий. Я возношу хвалы Ему всеми моими делами и словами так же естественно и легко, как дышу. Его имя — аль-Хамид, Восхваляемый. Зачем мне распространять сплетни и клевету, если в глубине души я знаю, что Бог все видит и слышит? Его имя — аль-Басир, Всевидящий. Он прекраснее, чем можно вообразить в снах и мечтах.

Аль-Джамал, аль-Кайиум, аль-Рахман, аль-Рахим. В засуху и потоп, голодный и умирающий от жажды, я буду петь и плясать для Него, пока у меня не подогнутся колени, пока не откажет мне мое тело, пока сердце не перестанет биться. Я буду на кусочки разбивать мое эго, пока не стану частью Ничего, чистейшей пустотой, пылинкой в пыли Его великого мироздания. С благодарностью, радостью и упорством я восхваляю Его величие и щедрость. Я благодарю Его за все, что Он дал мне и в чем отказал, ибо только Он знает, что лучше для меня.

Вспомнив еще одно правило из своего списка, я почувствовал, будто меня обдало волной счастья и надежды. «Человеческое существо занимает особое место в творении Бога, который сказал, что вдохнул в него от Своего Духа. Каждый из нас, без исключения, сотворен, чтобы быть посланцем Бога на земле. Спроси себя хотя бы раз, похож ли ты в своем поведении на Божье творение? Помнишь ли ты, что тебе надлежит открыть Бога в себе и жить с этим открытием?»

Вместо того чтобы исчезнуть в Боге и бороться со своим эго, религиозные фанатики сражаются с другими, поднимая волны страха. Неудивительно, что люди, взирая на мир глазами, полными страха, в избытке видят то, от чего впадают в панику. Случись где-нибудь землетрясение, засуха или еще какая-нибудь беда, они воспринимают это как проявление Священного Гнева — словно Бог не говорит откровенно: «Сочувствие Мое сильнее гнева Моего». Вечно раздражаясь на всех и по всякому поводу, фанатики как будто ждут, что Всемогущий Бог встанет на их сторону и поддержит их ничтожную жажду мести. В их жизни есть место только горечи и ненависти, да еще безграничному недовольству, которое их сопровождает повсюду, словно черное облако, отбрасывающее тень на их прошлое и будущее.

Бывает так, что человек за лесом не видит дерева. Отдельные правила следует читать в свете целого. А целое спрятано в его сущности.

Не желая искать сущность Кур’ана и воспринимать его в целом, фанатики выделяют отдельные стихи в качестве священных указаний, которые соответствуют их испуганному сознанию. Они постоянно напоминают нам, что в Судный день всем смертным придется перейти мост Сират, который у´же волоса и острее бритвы. Те, кто не смогут это сделать, то есть грешники, окажутся в адской бездне и будут мучиться до конца света. А те, кто ведет добродетельную жизнь, перейдут мост, и им за это будет воздано фруктами, сладкой водой и девственницами. Таково представление фанатиков о загробной жизни. Насколько же велик их страх перед жизнью земной, перед неминуемым наказанием, что в своем стремлении оправдаться они забывают о Боге! Неужели им неизвестно о сорока правилах? «Ад находится здесь и сейчас. И рай тоже. Не надо бояться ада и мечтать о рае, потому что и ад и рай постоянно находятся в душе человека. Каждый раз, когда на нас снисходит любовь, мы оказываемся в раю. Каждый раз, когда мы ненавидим, завидуем или сражаемся, мы попадаем в адский огонь». Об этом говорит Правило номер двадцать пять.