Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И по какой-то причине, непонятной твоему разуму, но понятной сердцу, ты не возражаешь и не сердишься, а радостно соглашаешься. Вот это и сотворил со мной Шамс. Благодаря нашей дружбе, я многому научился. Но самое главное, чему он научил меня, — это забыть все, что я знал до нашего знакомства.
Когда кого-то сильно любишь, то ждешь такой же любви и от окружающих, которые как будто призваны разделить твою радость. Если же этого не случается, сначала чувствуешь удивление, а потом обиду и разочарование.
Не сумел я убедить своих близких и друзей увидеть то, что видел сам. Не сумел объяснить им необъяснимое. Шамс — мое Море Милосердия и Благодати. Он — мое Солнце Истины и Веры. Я называю его Царем Царей Духа. Он — мой источник жизни и высокий вечнозеленый величественный кипарис. Его присутствие все равно что четвертое чтение Кур’ана, путешествие, которое совершается в душе.
К сожалению, большинство людей оценивает происходящее по собственным представлениям и по мнению других. Для всех Шамс — странноватый дервиш. Они считают, что он дико ведет себя, богохульствует, что он совершенно непредсказуем и на него нельзя положиться. А для меня он воплощение Любви, которая движет вселенной. Иногда он уходит в тень и собирает части в целое, а иногда, наоборот, взрывает все, что только можно. Такая встреча, как наша, случается раз в жизни. В моей жизни она случилась впервые за тридцать семь лет.
С тех пор как Шамс вошел в мою жизнь, меня все время спрашивают: что, на мой взгляд, в нем особенного? Я не могу ответить на этот вопрос. Те, кто спрашивают, все равно не поймут, а кто понимает, тот не спрашивает.
Затруднительное положение, в которое я попал, напоминает мне предание о Лейле и Гаруне аль-Рашиде. Услыхав, что бедуинский поэт Кейс безнадежно влюбился в Лейлу и сошел из-за нее с ума, отчего был прозван Меджнуном, то есть безумцем, Гарун аль-Рашид с любопытством стал расспрашивать о женщине, из-за которой произошло такое несчастье.
«Наверное, Лейла какая-то особенная женщина, — подумал он. — Она превосходит всех остальных женщин. Возможно, она колдунья, прекраснее которой нет на свете».
Взволнованный, заинтригованный, он все делал, лишь бы собственными глазами посмотреть на Лейлу.
В конце концов Лейлу доставили во дворец. Когда она открыла лицо, Гарун аль-Рашид был разочарован. Не то чтобы Лейла была уродливой, хромой или старой. Но и поразительно красивой ее тоже назвать было нельзя. Обычная женщина, каких много.
Гарун аль-Рашид не скрыл разочарования.
«Это из-за тебя Меджнун сошел с ума? Но почему? Ты выглядишь такой обыкновенной. Что такого в тебе особенного?»
Лейла улыбнулась.
«Ты прав. Я — Лейла. Но ты не Меджнун, — ответила она. — Тебе надо посмотреть на меня глазами Меджнуна. Иначе ты никогда не разгадаешь тайну, которая зовется любовью».
Как мне объяснить эту тайну моим родным, друзьям и ученикам? Им не понять, что особенного в Шамсе Тебризи, если они не посмотрят на него моими глазами.
Да и как им постичь, что такое любовь, пока они сами не испытают ее?
Любовь нельзя объяснить. Ее можно лишь испытать.
Любовь нельзя объяснить, но она объясняет все.
17 августа 1245 года, Конья
Боясь дышать, я жду, когда Руми позовет меня, однако у Руми нет на меня времени. Как бы я ни скучала по нашим урокам, какой бы заброшенной себя ни чувствовала, я не обижаюсь на него. Наверное, я слишком сильно люблю Руми, чтобы сердиться на него. Или я лучше, чем все остальные, его понимаю. Но в глубине души я тоже сбита с толку появлением необыкновенного человека по имени Шамс из Тебриза.
Руми постоянно следит за ним взглядом, как подсолнух поворачивается следом за солнцем. Их взаимная привязанность столь очевидна и сильна, что нельзя не почувствовать себя подавленной рядом с ними, понимая, что ничего подобного нет в твоей жизни. Не всем в нашем доме удается относиться к этому терпимо. Например, Аладдин. Много раз я видела, как он буквально мечет молнии в Шамса. Керре тоже непросто, однако она ничего не говорит, а я ничего не спрашиваю. Мы все сидим на пороховой бочке. Удивительно, но Шамс, из-за которого все это происходит, или не чувствует непроходящего напряжения в доме, или ему на него наплевать.
С одной стороны, мне обидно, что Шамс увел Руми от нас. С другой — мне самой хотелось бы узнать его получше. Некоторое время я довольно успешно боролась со своими чувствами, но сегодня, боюсь, мне с ними не справиться.
Под вечер я взяла Кур’ан, висевший на стене и предназначенный специально для меня.
В прошлом Руми и я всегда вместе читали стих за стихом, однако теперь никто не руководит мною, да и вообще вся наша жизнь пошла кувырком.
Я наобум открыла страницу и ткнула пальцем в первый попавшийся стих. Как ни странно, это была сура аль-Ниса, которая тревожила меня больше всех других в книге. В ней не было ничего хорошего для женщин, поэтому мне было трудно понять ее и тем более принять. Перечитывая ее, я подумала, что могла бы попросить о помощи. Пусть Руми отменяет уроки, но это не значит, что я не могу задавать ему вопросы. И тогда я отправилась в его комнату.
Как ни странно, вместо Руми я нашла там Шамса, который, перебирая четки, сидел у окна, и лучи угасающего вечернего солнца ласково касались его лица. Он был таким красивым, что я не могла отвести от него глаз.
— Прошу прощения, — торопливо проговорила я. — Мне нужен Руми. Я приду позже.
— Не надо убегать. Останься, — сказал Шамс. — По-моему, ты хотела о чем-то спросить. Может быть, я помогу тебе.
У меня не было причин отказываться.
— Ладно. В Кур’ане есть сура, которую я не в силах понять, — нерешительно произнесла я.
— Кур’ан как робкая невеста, — прошептал Шамс, словно разговаривая с самим собой. — Она открывает лицо только тогда, когда видит сочувствие и нежность в сердце глядящего. — Потом он расправил плечи. — О каком стихе ты ведешь речь?
— Об аль-Ниса. Там говорится о том, что мужчины во всем превосходят женщин. И они даже могут бить своих жен…
— Неужели? — переспросил Шамс с таким преувеличенным интересом, что я не поняла, говорит он серьезно или насмехается надо мной. Помолчав недолго, он ласково улыбнулся и наизусть процитировал суру:
— «Мужья стоят над женами за то, что Аллах дал одним преимущество перед другими, и за то, что они расходуют из своего имущества. И порядочные женщины — благоговейны, сохраняют тайное в том, что хранит Аллах. А тех, непокорности которых вы боитесь, увещевайте и покидайте их на ложах, и ударяйте их. И если они повинятся вам, то не ищите пути против них, — поистине, Аллах возвышен, велик!»[24]
Когда Шамс договорил, он закрыл глаза, а потом произнес то же самое, но другими словами: