— Не понимаю, Наташа, почему вы уже второй раз подряд называете меня чужим именем? Кажется, за время нашей совместной работы у меня вы могли бы запомнить, что меня зовут Иннокентий Иванович.

— ??? — Ее молчание оглушительней громового раската.

— Может быть, вам стоит записать в ежедневнике мое имя? Запишите на память: Иннокентий Иванович Стрельцов. Спасибо.

Она недоумевает. Растеряна. Обескуражена. Не знает, то ли я сознательно издеваюсь над ней, то ли… валяю ваньку, так сказать.

Она решается сменить тактику. С кошачьей грацией приближается ко мне, присаживается боком на ручку кресла. Быстрые отполированные ноготки пробираются к вороту рубашки, означая начало игры, так хорошо знакомой и мне и ей, такой популярной во всем мире…

— Саша… Ты что, а?

Мой недоуменный, даже испуганный взгляд, инстинктивное желание отпрянуть от ставшей слишком опасной близости потрясают ее.

— Наталья, что с вами? Вы в своем уме?!

Она вскакивает как ужаленная и гневно топает острым каблучком, будто собираясь им продырявить мне голову.

— Ты что, издеваешься надо мной? — Она бы закричала во все горло, если бы была уверена, что ее крик останется услышанным только мной.

— Наталья, опомнитесь! — Укоризненный взгляд, убеждающий голос, сочувствие. — Вы себя плохо чувствуете? Может быть, вам лучше отправиться домой? Вы, наверное, так много работали в последнее время… Аудиторская проверка вас доконала…

— Ты что? — На полуслове споткнувшись о мой участливый взгляд, точно о камень, она немеет. На секунду перестает владеть ситуацией. На секунду у нее даже мелькает шальная мысль, не спятила ли она, считая, что ее зовут Алиной, а не Натальей, но предательская мыслишка сразу же отступает, и ей на смену приходит куда более рациональное заключение: нет, это ее собеседник спятил.

Девушка опять подкрадывается ко мне и пытается игривым движением взъерошить волосы на затылке, — как всегда, в самые интимные минуты. Я вскакиваю с потрясенным видом и, отбежав к стене, начинаю лихорадочно приглаживать расстроенную прическу.

— Слушай, — произносит она холодно, пытаясь скрыть свое бешенство. — Как ты можешь так вести себя! И это после того, что между нами было…

— А что было? — испуганно шепчу, пятясь от нее, как рак.

— Как что! А в доме отдыха — разве не помнишь? И потом, на теплоходе… И потом, в кабинете… Ты же клялся, обещал…

— Вы ошибаетесь, Наталья. Вы себя плохо чувствуете. Думаю, вам лучше пойти домой. Я вас отпускаю. До конца недели можете отдыхать.

Ее губы прыгают. Она не знает, что лучше: то ли зарыдать, то ли раскричаться, то ли молча уйти.

Как умная женщина, она выбирает последнее.

Приложив ухо к двери, я слышу ее приглушенный хлипкой перегородкой голос. Она советуется по телефону с подругой:

— Слушай, с ним что-то не то… Называет меня Натальей. Нет, ты представляешь? На полном серьезе! Обращается ко мне на «вы». И это после того, что между нами было!

Трубка в ответ возмущенно журчит.

— А себя называет Иннокентием Ивановичем, фамилию не помню. Кажется, он того…

Трубка сомневается. Она настроена скептически и убеждает свою собеседницу, что ее просто дурят.

— Нет, ты бы видела его взгляд! Он даже покраснел, когда я к нему подошла. Нет, ты представляешь?!

Ай да я, ай да сукин сын! Так мастерски изобразить смущение!

— Слушай, я читала про такое в одном романе… Там герой закрутил с одной, а потом забыл, что у нее от него ребенок. А потом ребенок вырос, рассказал все своему отцу, и тот, рыдая, прозрел на старости лет. Так бывает. Эта болезнь — амнезия. И этот тоже такой! Ну абсолютно не помнит, как мы с ним… Но ведь я не могу ждать двадцать лет!

Трубка не верит и настаивает на злостной симуляции.

— Нет, правда… Он такой странный, я никогда его таким не видела. Мне ли его не знать! И потом, разве я не говорила тебе, он посещает психиатра? Ну, психоаналитика, какая разница… Значит, у него с мозгами точно не все в порядке. О господи, только психа мне не хватало! А что, если он совсем озвереет и кинется на меня с ножом?

Трубка объясняет своей абонентке необходимую тактику по выведению меня на чистую воду и обрывает разговор.

Дальше все идет как по маслу. Алина делает вид, что принимает игру. Она зовет меня Иннокентием Ивановичем, отзывается на Наталью и всячески демонстрирует разверзшуюся между нами пропасть — оскорбительную для нее и спасительную для меня.

Так проходит день. Вечером она задерживается, хотя срочной работы нет, в надежде, что я предложу ее подвезти домой, а там…

Но я не предлагаю.

— До свидания, Наталья, — церемонно раскланиваюсь в дверях и добавляю несколько смущенно: — Надеюсь, завтра вы будете чувствовать себя гораздо лучше.

Девушка потрясенно молчит.

На девять утра запланировано совещание у Дерева. Алина, как обычно, наводит марафет перед началом работы. За три с половиной минуты до назначенного времени я ураганом врываюсь в кабинет, хватаю со стола бумаги и произношу интимным, обычно принятым между нами тоном:

— Я к боссу… Алина, приготовь пока бутерброды и чай. Я чертовски голоден, не успел позавтракать.

Девушка застывает с открытым ртом, а я быстро смешиваюсь с толпой коллег в коридоре. Сейчас начнется адская головомойка. Деревяшкин любит потоптаться на костях невинно убиенных сотрудников.

«Так-с, — говорит внимательный взгляд Алины, буравя мою спину, а тщательно подведенные глаза хищно щурятся. — Значит, перестал придуриваться, голубчик!»

Она хватается за трубку телефона, чтобы доложить подруге обстановку на фронтах и диспозицию сторон.

День проходит как в тумане, он длится бесконечно долго, ковыляет, как инвалид на культях. Алина дуется на меня, демонстрируя арктическую холодность и северно-ледовитое обаяние. Я же щебечу и рассыпаюсь в комплиментах, делая вид, что не понимаю ее надутого вида.

— Чем занимаешься сегодня вечером? — спрашиваю для затравки.

Алина открывает было рот, как рыба, чтобы выпалить, что вечер у нее совершенно свободен, но спохватывается, вспомнив о своем решении проучить меня, и демонстративно замолкает.

Я делаю вид, что встревожен ее холодностью. Я не нахожу себе места. Я бросаю на нее заискивающие взгляды и обожающе гляжу на чеканный профиль. Она холодна как лед. Независима. Молчалива. Но исполнительна, как и положено секретарше.

Дело к вечеру. Рабочий день дожимает последние капли своих томительных минут. Легкие пальчики порхают над клавиатурой, не собираясь останавливаться.

Я незаметно подкрадываюсь сбоку.

— Алина, что я такого сделал? — спрашиваю заискивающе. — Почему ты на меня обижаешься?