Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ко мне приехал брат из провинции… К тому же он хочет жениться и…
— Зениться? — изумился Рустик. — Зацем?
— Ну, может, не жениться, — отступил я, — но втемяшилось моему братцу, что ему нужно выглядеть как я, один в один… Можно сделать такое?
Рустик обиделся и капризно надул губы:
— Великие масте’га никогда не повторяются!
— Рустик, у вас необыкновенные руки, — попробовал я подольститься, — но, понимаете, у него бзик… Вынь да положь ему наше сходство. К тому же у брата сегодня день рождения, я обещал…
— Посмот’гим, что мозно сделать, — недовольно нахмурился гений ножниц и расчески.
Через пару минут смирившийся с худшим Кеша уже возлежал в узком кресле, откинув голову.
— Саса, неузели это вас б’гат? — удивился Рустик. — Он зе на вас совег’сенно не похоз. Хотя, если посмот’геть… Какая пьелесть!
Мастер нагнулся над оторопевшим Кешей, хищно всматриваясь в его лицо, как будто готовясь его сожрать, затем схватился рукой за подбородок и прошептал, ожесточенно вихляя всем телом:
— Какое чудо! Такой запусценной кози лица я не видел давно. А эти сальные п’гобки на к’гыльях носа! Ах, г’азд’газенная коза подбо’годка, а волосы… Узас!
Под огнем уничижительной критики Кеша испуганно зажмурился. Ему, наверное, было не по себе от сверкания инструментов, кафеля и слепящих светильников. На миг по хищному блеску в прорези прищуренного века мне казалось, что ему жутко хочется двинуть Рустику под дых и смыться куда подальше. Но что-то его останавливало…
Что именно? Нежелание вновь в одиночестве скитаться по холодному городу? Боязнь потерять теплое убежище и сытный кров? Опасение лишиться перспектив верного заработка?
Одним движением педали Рустик развернул кресло и утешительно залепетал, самозабвенно гремя склянками на столике перед зеркалом.
— Ницего, ницего, — говорил он, непонятно к кому обращаясь — ко мне или к своей жертве, сжавшейся в кресле в предчувствии экзекуции. — Козу поцистим, налозим масоцку, смягчим, об’габотаем…
Через полтора часа я удостоился чести лицезреть результаты вдохновения великого мастера. С кресла, с трудом разминая застывшие члены, поднялся Кеша — уже не бомж, еще не джентльмен. Стильная стрижка (точная копия моей) свободно падала широкой волной набок, очищенная кожа сияла розовой свежестью, а смягчающая маска сняла раздражение кожи от бритья.
— Рустик, вы — гений, — почти искренне произнес я с придыханием, обязательным в общении с великим виртуозом.
Потрясенный происшедшей переменой, Кеша приблизился к зеркалу и с недоверчивым ужасом стал изучать свое отражение.
Между тем Рустик вновь покачал головой:
— Очень, очень запусценная коза…
— Да-да, — машинально согласился я, отсчитывая немалую сумму.
— Такая отв’гатительная коза бывает у акте’гов. Явно вы’гаженные мимические мо’гщины… Вас бг’ат актег?
— В какой-то мере, — туманно ответил я.
А ведь действительно, Кеша в какой-то мере актер. Бывший, конечно. На перекрестке, на этих своеобразных театральных подмостках наших дней, он играл увечного паралитика — в жару и в холод, в ветер и в дождь. И хотя благодарная публика не рукоплескала ему, лучшей заменой аплодисментам служили рваные десятки и никелевые пятаки, стыдливо ссыпаемые в протянутую за подаянием ладонь.
Тогда я еще не знал, какой Кеша превосходный актер. А когда узнал, было слишком поздно что-либо менять…
Пять дней, как телка на веревочке, я водил Виктора за собой, прежде чем вновь подкинуть пищи в костер высокой психотерапевтической мысли.
Выйдя вечером из вертящихся дверей конторы, я прежде всего убедился, что мой страж по-прежнему торчит на своем месте. Стекла очков Ефимыча поблескивали совсем уныло, без былого энтузиазма, а красноватый нос, к гадалке не ходи, предрекал великомученику от науки неминуемый ринит и постельный режим минимум на неделю. Меня заботило здоровье пытливого исследователя — а ну как он сляжет, не доведя до конца своих научных изысканий? Нужно было торопиться.
Я отправился к машине, и Виктор, чихая и подкашливая, нехотя поплелся к автомобильной стоянке, у которой неумело лепился его автомобиль.
И сразу же стало ясно: запланированная на вечер операция под угрозой срыва — «четверку» Ефимыча безжалостно «заперли» со всех сторон, ему не выехать. Я озадаченно нахмурился. Бедняга находился в таком измученном состоянии, что, наверное, не додумался бы последовать за мной на такси. А вдруг он махнет на все рукой и отправится домой пить липовый чай или что там пьют простуженные мозговеды? Скорее всего, они ничего не пьют, а просто анализируют свое детство, находят причину ринита в каких-нибудь гомосексуальных играх в дошкольном возрасте и, обсудив саму собой возникшую проблему, легко и изящно вылечиваются от ОРЗ за один сеанс.
Чтобы не потерять «хвост», мне пришлось «заглохнуть» при выезде со стоянки. И, пока Виктор беспомощно сигналил, тщетно взывая к невидимому автовладельцу, я тупо пялился в хитросплетение металлических кишочков под капотом.
Наконец из вечернего сумрака вынырнул владелец раскоряченной поперек проезда «Газели» и лениво отогнал свою машину в сторону. «Четверка» была выпущена из плена и обрадованно рванулась вперед. Посвистывая, я захлопнул капот, будто закончив ремонт, вырулил на Садовое кольцо и медленно поплелся в правом ряду, то и дело бросая озабоченные взгляды в зеркальце заднего вида.
Виктор медленно, как бы нехотя тащился за мной, печально светясь габаритными огнями. Казалось, он раздумывает, не стоит ли прервать хоть на один вечер медицинские наблюдения.
Не давая ученому времени на раздумья, при подъезде к Курскому вокзалу я свернул на обочину и шмыгнул в только что освободившийся просвет между «тойотой» и старым «вольво». За спиной послышался истерический визг тормозов — в поисках свободного местечка «четверка» металась вдоль тротуара, нервно мигая фарами.
Удовлетворенно заметив, что Ефимычу удалось припарковаться неподалеку, я вышел из машины, чуть сгорбился, как бы взвалив на плечи груз забот, и выразительно захромал по тротуару.
Тревожное шмыганье носом за спиной свидетельствовало, что мозговед следует за мной в нужном направлении.
Земляной Вал, как всегда, бурлил автомобилями и праздным народом. Приветливо светились витрины магазинов, плотный поток людей размеренно двигался по тротуару. Я все более и более сживался со своей ролью, так сказать, входил в образ. Кто-то нечаянно толкнул меня, — в ответ я грязно выругался, бурно взмахнул руками и принялся яростно выкрикивать бессвязные угрозы из серии «пасть порву, моргала выколю». Краем глаза отметил, что Виктор внимает моим словоизвержениям издалека. Затем он достал блокнотик и, шмыгнув красным носом, черкнул в него пару фраз.
Торопливые прохожие замедляли шаг и удивленно оглядывались. Их любопытство можно было понять: вполне приличный человек, по виду преуспевающий торговец средней руки, без видимого повода вдруг начинает сыпать грязными ругательствами, толкаться и махать руками. Поневоле в голову придет мысль о внезапном сумасшествии, биче перенаселенных мегаполисов.