Разумеется, как и в любом многонациональном коллективе, в дивизии не могло не быть стычек на национальной почве, но в целом межнациональные отношения здесь были удовлетворительными.

— Вы говорили, что у вас национальный вопрос хорошо разрешался, — обращается к Анненкову гособвинитель. — А между тем, когда ваши офицеры выпороли четырёх киргиз в Сергиополе, атаман дивизии даже не наложил дисциплинарного взыскания на поровшего киргиз штабс-капитана. Это нормально?

— Нет! — соглашается тот.

— Теперь, вы не помните, у вас был приказ, чтобы евреев ни под каким условием в вашу дивизию не допускать?

— Это ненормально! — с некоторой заминкой отвечает Анненков.

— Вы не обращали внимания, что в киргизских частях были избиения солдат плётками, и это процветало сильнее, чем в других частях? — продолжает допрос гособвинитель, не зная, что алашордынские полки Анненкову не подчинялись, а находились у него в оперативном управлении.

— Нет, не замечал! — пожимает плечами Анненков.

Многонациональность анненковской дивизии складывалась стихийно, помимо воли и сознания атамана. Тем не менее находились люди, обвинявшие Анненкова в том, что он специально формировал дивизию многонациональной. Бывший Главнокомандующий войсками Уфимской Директории генерал-лейтенант В.Г. Болдырев[156] в своих мемуарах и на суде утверждал, что Анненков формировал свою дивизию многонациональной, чтобы в случае необходимости китайцы без особого смущения могли расстреливать русских, афганцы китайцев и наоборот[157].

Мы помним, что Анненков был хорошим методистом и воспитателем своих подчинённых, а подразделения, которыми он командовал, выделялись в полках не только опрятным внешним видом и ответственным поведением, но и подготовкой по всем предметам обучения, в том числе и по словесности, куда входило и поимённое знание всех членов царской семьи, и истории части, и своих обязанностей. Несмотря на военную обстановку, обучение нижних чинов и их воспитание он ввёл и в дивизии. Анненков требовал от командиров проведения с бойцами бесед, доходчивого объяснения, кто такие большевики, почему их власть незаконна, цели борьбы с ними, доведения до солдат политической обстановки и т.д. Разумеется, что возможность проводить занятия систематически выдавалась не всегда.

Проводились в отряде и строевые занятия, кавалерийская подготовка, изучение материальной части оружия, учебные стрельбы. Когда представлялась возможность, устраивались состязания между ротами, сотнями, полками. Заядлый кавалерист и рубака, Анненков нередко сам становился их участником и средств для награждения отличившихся не жалел.

Снабжение соединений и частей Директории и Временного Сибирского правительства Колчака лежало на органах военного снабжения. Оба эти правительства имели достаточно ресурсов в виде царского золота, иностранных займов и пожертвований буржуазии для приобретения и поставки армии оружия, снаряжения, продовольствия и других средств их жизнеобеспечения. Однако, в силу разных причин (дороги, транспорт, расстояния, обстановка и др.), снабжение частей и соединений было неодинаковым, а иногда и прекращалось вовсе. Проблем с обеспечением было меньше, если войска располагались в городах и в населённых пунктах, находившихся на коммуникациях, войска же, дислоцировавшиеся в глуши, испытывали нужду и в продовольствии, и в боеприпасах, и в обмундировании.

Отмечая недостатки снабжения войск Уфимской Директории, генерал В.Г. Болдырев отмечал, что это было основной причиной распущенности и отсутствия дисциплины в войсках: люди были без сапог, остро стоял вопрос с продовольствием, чувствовался большой недостаток даже в винтовках. Особенно тяжёлое положение, отмечал он, было на Семиреченском фронте[158].

Но это касалось только регулярных частей. Отрицательно относившийся к атаманам Болдырев вынужден был признать, что «наиболее дисциплинированными оказались части атаманов. Они учли общую расхлябанность, отсутствие организованной заботливости и давно уже перешагнули черту, отделявшую своё от чужого, дозволенное от запрещённого. Утратив веру в органы снабжения, они просто и решительно перешли к способу реквизиции. Почти каждый день приходили телеграммы о накладывании этой вольницей контрибуций. В атаманских частях все были сыты, хорошо одеты и не скучали.

Система подчинения была чрезвычайно проста: на небе — Бог, на земле — атаман. И если отряд атамана Красильникова, развращённый пагубной обстановкой Омска, проявлял все признаки нравственного уродства и анархичности, то в частях другого атамана, Анненкова, представлявшегося человеком исключительной энергии и воли, главным для бойцов было по-своему понимаемое служение стране»[159].

Как правило, в районах с преобладающим казачьим населением снабжение отряда, а затем дивизии Анненкова производилось им добровольно.

— Откуда вы получали содержание для отряда и каким путём? — спрашивает член суда Анненкова.

— Нас снабжали станицы фуражом и хлебом, — отвечает тот.

— Добровольно? Из-за сочувствия вы везде встречали такую поддержку? — щурится член суда.

— Станицы нам помогали добровольно! — повторяет Анненков и поясняет: на основании решения нелегального казачьего съезда в начале восемнадцатого года в Омске!

— Как же это? — недоумевает член суда — Добровольно и на основе решения съезда!

— По развёрстке… постанично, — поясняет Анненков.

К контрибуции Анненков прибегал единожды: после ликвидации Чернодольского бунта она была наложена на Славгородский уезд в размере нескольких миллионов рублей, из которых 300 (по некоторым источникам — 500) тысяч приходилось на село Чёрный Дол.

Славгородская контрибуция не могла, естественно, не привлечь внимания суда.

— На восставших была наложена контрибуция? — спрашивает председатель суда Анненкова.