– Тогда зачем звонить мне, если ничего не значит?

– Я хочу, Владя, чтобы ты узнал новость от меня, а не от кого-нибудь другого. Слухи до тебя так или иначе дойдут, можешь себе нафантазировать всякого. А фантазировать тут нечего и незачем, понимаешь?

О, да, теперь понимаю.

– То есть, вы хотите, Сан Дмитрич, чтобы я был паинькой и не мутил воду?

Последовала неловкая пауза.

– Я хочу, чтобы ты забыл, наконец, об этом деле. Тут был сигнал, что ты в нем продолжаешь копаться, и это есть весьма нехорошо. Я ведь не должен напоминать, что ты не имеешь права самовольно вести расследование?

– Все будет хорошо. Я ничего не делал самовольно и не сделаю. Просто проглядывал дело напоследок, прежде чем стереть.

– Что ж, рад это слышать, – с облегчением констатировал следователь и попрощался.

Оказывается, очень легко врать полиции. Не то, что врать ферзю.

Полтава

Интерес исследователя

Противоположности притягиваются… Ну да, ну да.

Противоположности смотрят друг на друга через бездну космического вакуума со своих родных планет, со своих Марсов, Венер, Меркуриев, и хватаются за головы: а что, там тоже есть живые существа?! О, боги! Возможно ли такое!..

Противоположности никак не верят в то, до какой степени они разные. Наравне с неизбежностью смерти, практически невозможно принять факт: другой человек – он совсем другой. Абсолютно. И те, кто вопиюще, сокрушительно на нас непохож, вызывают ужас и отторжение – наравне с интересом. Держаться бы подальше, ведь они – опасны, они – неведомые звери. Но все же – рассмотреть бы, принюхаться, прислушаться… а вдруг в них есть нечто человеческое?..

Я заметил Марину на втором курсе. Она была громкая, подвижная, развеселая. Вот именно с приставкой «раз-». Участвовала в любой компании, что куда-нибудь собиралась: на шашлыки, на футбол, на пляж, в Карпаты, на Камчатку. Если предлагали: «Марина, едем с нами», – она восклицала: «Едем! Едем! А куда?». К слову сказать, футбол она обожала – вплоть до громогласных воплей перед экраном. Марина плевать хотела на фигуру, ела беляши с мясом, пережаренные мини-пиццы и пирожные «Дружба». А если ты ел нечто подобное на ее глазах – горе тебе, непременно заплатишь дань. Марина нахально встревала в любой оживленный разговор: «О чем вы таком интересном?!» Если что-то было ей нужно, подбегала и встряхивала тебя за плечи: «Дай конспект по транзактному – пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!» Марина всегда бегала. Даже когда не спешила, то шла так пружинисто, что слово «бег» лепилось лучше, чем «ходьба». Носила обувь только на низком ходу… а если лупил весенний дождь, могла и вовсе обойтись без обуви. Единственное, что было в ней от интеллектуала-пситехника – это прямоугольные очки в темной оправе. Очки делали свое дело: все экзамены Марина сдавала с первого захода.

А я… Я-то представлял собой сферического интеллигента в вакууме. Очков я не носил. Был высоким, худым и бледным: ни дать, ни взять Раскольников. Я понятия не имел, как общаться с людьми. Черт, и в академию-то пошел в отчаянной надежде научиться! Компании больше трех человек вызывали сомнение, больше пяти – осязаемую тревогу. Попросить что-то у кого-то для меня было подвигом, взять без спросу – абсурдом. Я терпеть не мог, когда что-нибудь требовалось мне от окружающих. Человек должен быть самодостаточен, ага… Разговоры нечасто меня интересовали, а если так случалось, я долго слушал и выбирал момента, чтобы вмешаться. Шашлыки или пляж я мог вытерпеть, Карпаты или Камчатку – ни за что. Один день непрерывно среди людей был для меня испытанием, два дня подряд – непосильной ношей. Меня окружало невидимое кольцо, ограничивало кусочек личного пространства – моего собственного, запретного для всех. Когда люди вторгались в него, мне делалось неуютно до боли. Я принимал уединение, как диабетики принимают инсулин. Пять инъекций одиночества в неделю, двухчасовыми дозами, иначе наступит кома.

Марина была для меня инопланетянкой. Пришелицей, явившейся завоевать и поработить. Я не мог понять, почему ее так охотно берут в компании – с ее-то психической экспансией, с нахальством, едва прикрытым веселостью! Почему преподаватели ставят высокие оценки – неужели обманываются квадратными очками и напускными морщинками на переносице? Почему вообще законы социума и психологии допускают ее существование?! Такие, как Марина, не учатся в престижных ВУЗ-ах. Они выходят замуж за байкеров или йогических гуру, работают официантками или тренерами в спортзалах, уезжают в Крым или Тибет, обретают счастье, родив стайку грязненьких улыбчивых детишек. Марина – сбой в системе подготовки пситехников. По уровню осознанности и интеллекта пси-тэ должен стоять выше среднего обывателя. Марина же едва прошла полпути от шимпанзе к питекантропу.

Да, как и все неведомое, инопланетное, терпко пахнущее опасностью, Марина вызывала интерес. Не такой, конечно, чтобы поговорить наедине. Я наблюдал дистанционно, делал выводы из случайно услышанных, подмеченных обрывков. Кто такая Марина? Как вышло, что она здесь – там же, где я? Почему все, кроме меня, ее терпят?.. На третьем курсе начались аналитические предметы: бесконтактная диагностика, вербальные и невербальные трансляции, энергетическая сенсорика… Словом, все о том, как вскрыть человека, не прикасаясь к нему руками. Стоит ли говорить, кто стал первым предметом моих исследований!..

Я старался соблюдать непредвзятость. Не люблю ни обезьянок, ни пришельцев, но я – ученый, исследователь, в конце концов! Констатировать факты и делать выводы – строго логично, без эмоций. Марина пьет пиво. Марина громко хохочет – тем громче, чем глупее была шутка. Марина носит конспекты и ручки, свалив их в сумку бесформенным комком хаоса. Марина рисует на полях тетрадей… ах, если бы цветочки! Нет, больные каляки-маляки, как ясельное дитя. Марина морщит лоб – будто простенькая мысль стоит ей немалых усилий. У Марины круглые румяные щеки, не испорченные никакой рефлексией, и пухлые губы – такая оральная фиксация, что Фрейд аплодировал бы стоя… Ну, как смотреть непредвзято на это заморское чудо?!

Были, впрочем, и другие факты. К чести своей, я не отбрасывал их, как неподходящие к теории, а бережно хранил до поры, пока не появится им объяснение. Самой удивительной была энергетика Марины. Первый, нижний центр – витальность, жизненная сила – у нее светился очень ярко, и этого следовало ждать. Чем проще человек – тем ниже его энергетический полюс. Выживание и сексуальность – два нижних центра. Большинство обывателей никогда не поднимаются выше. А вот Марина… наравне с витальностью у нее горел и шестой центр: тот, что эзотерики называют аджной или третьим глазом. Центр осознанной волевой силы.

Однажды я взял у Марины конспект. Так вышло… пожалуй, неслучайно. Я придирчиво рассмотрел те самые каракули на полях: во славу иронии, это был как раз конспект по проективным методикам. Любой рисунок, сделанный человеком, носит отпечаток его психики… Я не смог понять, какие черты Марины отражаются в этих дурных бесформенных узорах. Но располагались они не случайно – тут уж я уловил закономерность. На тех страницах, где шел материал попроще, записи становились краткими – по паре слов на тезис, а на полях появлялись каракули. Марина рисовала от скуки, а скучала тогда, когда лекция не заставляла думать.