Тем не менее, как написано в учебниках, количественное смягчение – политика потенциально высокоэффективная, поскольку в теории не существует ограничений для количества собственных денег центрального банка, которые он может и должен «напечатать». Таким образом, даже если центробанк не имеет представления, какой объем количественного смягчения потребуется для достижения поставленной цели, он может не беспокоиться, ибо знает, что, если данный объем закачанных в экономику денег не поможет решить проблему, ничто не помешает ему впрыснуть еще одну дозу денег, и так до бесконечности. Более того, центральный банк может открыто заявить об этом рынкам – и те охотно поверят.

Соответственно, частный сектор можно заставить действовать нужным властям образом – а именно тратить деньги, – воздействуя на него одной лишь всепобеждающей силой печатания денег. Но и это еще не все. Если центральный банк умно разыгрывает свою партию и способен без труда убедить рынки в своих силах и в своей готовности действовать в данном направлении, то ему и не потребуется на деле наращивать объем количественного смягчения до требуемого уровня. А что центробанку потребуется, так это четко продемонстрировать волю, решимость идти данным курсом и уверенность в своих силах.

Это та самая манера поведения, какой не придерживался Банк Японии, когда в 1990-х гг. проводил свою программу количественного смягчения. Деньги в японскую экономику впрыскивались небольшими порциями, нерешительно, а сам регулятор приговаривал, что не уверен, возымеет ли это эффект, и уверял общественность, что это вовсе не обязательно даст что-то большее! Так стоит ли удивляться, что количественное смягчение в исполнении Банка Японии, по всей видимости, принесло весьма скромный эффект.

Более того, именно таким же манером количественное смягчение, скорее всего, будет осуществляться в еврозоне – в недостаточных объемах, нерешительно, под аккомпанемент зубовного скрежета Германии и при постоянно довлеющей угрозе, что программа будет остановлена или свернута.

Поскольку очевидно, что Германии принадлежит весьма важная роль в формировании политики ЕЦБ, нам имеет смысл оценить, какой в реальности может быть сила противодействия Германии политике количественного смягчения, а также сможет ли Марио Драги и дальше попросту не брать в расчет ее недовольство. В конце концов, Германия не обладает официальным правом вето. Ей принадлежит всего лишь один из многих голосов в Совете управляющих ЕЦБ, хотя она и пользуется поддержкой нескольких союзников. Ведь в январе 2015 г. Драги хватило-таки решимости объявить программу количественного смягчения, невзирая на сопротивление Германии.

И все же, попытайся ЕЦБ протолкнуть более смелую и масштабную программу количественного смягчения вопреки воле Германии, это могло обернуться тяжелыми последствиями. Вполне вероятно, что Йенс Вайдманн по примеру своего предшественника подал бы в отставку. А это, в свою очередь, грозит дестабилизировать рынки и вновь посеять у них сомнения в прочности и надежности евро. Более того, ЕЦБ нуждается в том, чтобы Германия полноценно участвовала в любых финансовых программах, инициированных с целью поддержать уязвимые страны. Но само по себе участие Бундесбанка в подобных программах находится под пристальным вниманием Федерального конституционного суда Германии. И его может вывести из себя очередная отставка главы Бундесбанка.

Надо также иметь в виду, что в отличие от прошлых лет сегодня в Германии действует политическая партия евроскептического толка – Alternative für Deutschland («Альтернатива для Германии»). При рассматриваемых нами обстоятельствах поддержка этой партии резко возрастет, тем самым добавляя трудностей правительству страны.

Наконец, худшей опасностью, которой Драги обязан не допустить, окажется следующее: а вдруг Германия только из чистого разочарования и озлобленности, а также из страха перед валютно-финансовой катастрофой возьмет, да и выйдет из зоны евро. Вот тогда Драги будет несдобровать, засядет он, как в той поговорке, словно «рак на мели». А значит, Марио Драги должен подбираться к своей цели постепенно, искусно лавируя, в надежде, что удастся заручиться если не полным довольством Германии, то, по меньшей мере, ее покладистостью.

Учитывая, что ФРС и Банк Англии в свое время прибегли к политике количественного смягчения, а также тот факт, что эта политика проявила себя с хорошей стороны и достаточно успешно посодействовала восстановлению экономики, не спровоцировав при этом рост инфляции, спросим себя: почему Бундесбанк так яро противится проведению такой политики в еврозоне? Неужели руководство банка состоит сплошь из одних сумасшедших? Ответ: нет. Причины, побуждающие Бундесбанк занимать позицию, противоположную позиции двух ведущих англосаксонских центробанков, произрастают прямо из сердцевины европейского интеграционистского проекта. На мой взгляд, эти причины объясняют также, почему этому проекту не суждено достичь успеха.

Если послушать, как высшие руководители Бундесбанка рассуждают об ужасных пороках, которые те или иные мудреные монетарные действия грозят спустить с привязи, возникает впечатление, что предмет их дискуссии лежит где-то в области монетарной теологии. А сами бундесбанкиры смахивают на средневековых схоластов, обсуждающих, сколько ангелов уместится на острие иголки.

Но, в сущности, их позицию легко понять, к тому же при сложившейся ситуации она как нельзя более уместна. Довод, которым Бундесбанк подкрепляет свое упорное нежелание поддержать идею количественного смягчения, сводится к тому, что опасно позволять расточительным правительствам по сути пуститься во все тяжкие, разрешив им финансировать свои прихоти за счет «напечатанных» денег.

Это же составляет и предмет законных тревог других стран, включая США, Великобританию и Японию, при том что все они практиковали количественное смягчение. А причина, по которой они в отличие от Бундесбанка нашли в себе решимость провести эту политику, в том, что у них речь шла о долговых обязательствах их собственных правительств. Бундесбанк же опасается развязать руки правительствам других стран, главным образом Италии, Испании, Португалии, Греции и в последнее время все больше – Франции. Бундесбанк беспокоит, как бы германские налогоплательщики не оказались в положении крайних, кто вынужден оплачивать чужое финансовое распутство.

Иными словами, нежелание Германии прибегнуть к финансовому стимулу последней надежды тесно связано с отсутствием наряду с валютным еще и налогового и политического союзов. Причина тому – факт, который особо акцентирован в этой книге и состоит в том, что в своей нынешней конструкции евро больше смахивает на временное пристанище, чем на добротное, полноценное жилье.

Еще один немаловажный фактор, который стоит за второй причиной отвращения Бундесбанка к политике количественного смягчения, – это боязнь, что она стимулирует рост инфляции. Это крайне чувствительная и болезненная тема для народа Германии, пережившего времена гиперинфляции в 1923 г. и позже, на исходе Второй мировой войны. И что любопытно, даже в США и Великобритании политика количественного смягчения встретила жесткое неприятие со стороны тех, кто утверждал, что в конечном итоге эта затея обернется огромной инфляцией. Более того, высказывалось мнение, что такой результат просто неизбежен в условиях, когда главный финансовый регулятор действительно запустит в систему колоссальное количество своих средств.