Во-вторых, Ольга была категорически не согласна с матерью повопросу о том, сколько она зарабатывает денег. Для того образования, котороеОльга получила благодаря своей матери и своим попыткам избавиться от бе давления,ее. заработок был вполне достойным. Кроме того, Ольга совершенно не былаповинна в случившейся перестройке, последующих российских реформах и прочихвещах, которые сделали ее профессию библиотекаря, мягко говоря, неактуальной и,проще говоря, убыточной. Так что свои заработки, с учетом всяческих халтур иподработок, Ольга оценивала как гигантские, а претензии матери — тоже какгигантские, но в другом смысле. В общем, прийти к консе сусу они никак немогли.

В-третьих, претензии своей матери, касающиеся ошибок ввоспитании Маши, Ольга не принимала категорически. Почему? Потому что мамаОльги — бабушка Маши — регулярно рассказывала своей внучке о том, какая ейдосталась неудачливая мать (т.е. Ольга), как она неправильно вышла замуж (за«морального урода»), как мало она (т.е. Ольга) тратит на нее, т.е. Машу,времени, тогда как она — бабушка — тратила на Ольгу куда больше времени и сил.В эти моменты Ольга восклицала: «Так что ж ты теперь мною недовольна? Самавоспитала — сама и кушай!» «Вот, я же говорила тебе, Машенька, — взрывалась вответ бабушка, — неблагодарная она…» (поскольку выражения использовались в этихдискуссиях самые что ни на есть колоритные, я позволю себе их опустить).

Вобщем, Ольга была со своей матерью не согласна, действий еене понимала и не принимала, хотя, в глубине души, на взаимопонимание со сторонысвоей матери очень надеялась. Поскольку же надежды сии были тщетны,разочарования были, напротив, исключительными, выливающимися в открытую враждус противостоянием и регулярными боевыми действиями. Впрочем, эта история сматерью была лишь одним из стрессов в жизни Ольги. Кроме прочего, ее личнаяжизнь не складывалась никак, дочь проявляла все виды и формы протестующегоповедения, на работе — хронический стресс и нестабильность. Не стать в такойситуации эталонным невротиком нельзя. Вот, собственно, Ольга и стала.

Жил некогда один человек, он был мистиком и молился ЕдиномуБогу. И когда он молился, проходили перед ним хромой, голодный, слепец иотверженный; увидев их, он впал в отчаяние и в гневе воскликнул: «О Создатель,как можешь Ты быть Богом любви и ничего не делать ради того, чтобы помочь этимстрадальцам?» В ответ не раздалось ни звука, но святой терпеливо ждал, и тогдав тишине прозвучал голос: «Я кое-что сделал для них… Я создал тебя».

Суфийская история

В какой-то момент она начала испытывать мучительные боли вживоте, у нее возникали приступы слабости, ни с того ни с сего поднималасьтемпература, начинался озноб, головокружение. Обращения к врачам долгое времяэффекта не давали, она( была то у одного, то у другого специалиста, онипредлагали Ольге на выбор с десяток диагнозов — и никакого положительногорезультата от терапии. Наконец Ольга оказалась в больнице, где ее обследовали илечили неизвестно от чего. Она стала худеть, потеряла всякий интерес к жизни, ив конечном итоге кто-то из врачей наконец додумался показать ее психотерапевту.

Психотерапевт поставил единственно правильный диагноз:«маскированная депрессия» (это специфическая форма депрессии, когда основнымпроявлением этой болезни оказывается не сниженное настроение, которое, впрочем,у этих пациентов тоже наличествует, но беспричинные, не имеющие органическойосновы боли и прочие симптомы телесного недомогания). Короче говоря, Ольгу вконце концов госпитализировали в Клинику неврозов им. И. П. Павлова, где,собственно, мы с ней и встретились.

Депрессию Ольги лечили, как и положено, — антидепрессантамии психотерапией. Но, как я уже говорил, Ольга целиком и полностью фиксироваласьна своих отношениях с дочерью, а о прочем и слышать не хотела. Ее удручало то,что Маша ее не понимает, о ней не беспокоится, думает только о себе, но и осебе толком не думает, поскольку учиться она не хочет и работать тоже. Врезультате Ольге приходится тащить на себе все и вся, тогда как сил у нее нет ив ближайшем будущем не предвидится. Разумеется, я должен был переговорить сМашей, чтобы выяснить, в чем дело. И эта беседа, которая состоялась у меня сматерью и дочкой, стоит того, чтобы пересказать ее максимально полно.

Все началось с того, что Ольга озвучила все свои претензии кМаше.

Ольга: Вот, полюбуйтесь! Три дня ей звонила, просила прийти,а ей, видите ли, некогда! Чем ты таким, интересно, у меня занимаешься?!

Маша: Не твое дело.

Психотерапевт: Ольга, я бы хотел, чтобы мы как-то вконструктивном русле эту беседу вели. Может быть, у Маши действительно быликакие-то дела. Маша — были дела?

Маша: Были.

Психотерапевт: Я думаю, о них можно сказать.

Маша: Можно. У меня сейчас сессия, в смысле — зачетнаянеделя. Я не могу в первой половине дня приходить.

Психотерапевт: По-моему, вполне резонно.

Ольга: И ты хочешь сказать, что стала наконец в свое училищеходить?!

Маша: Это не мое, а твое училище! Знала бы, что ты такбудешь на меня наезжать, я бы никогда в него не пошла!

Ольга: И что бы ты, интересно, делала?!

Маша: Нашла бы что!

Ольга: Вот видите, доктор, как она со мной разговаривает!

Психотерапевт: Я вижу, как вы друг с другом разговариваете. Еслибудете продолжать в том же духе, то мы сейчас закончим.

Маша: Да, не о чем разговаривать.

Ольга: Нет уж, есть о чем! Мы о тебе должны поговорить!

Психотерапевт: Хорошо. Ольга, вы можете мне сказать, в чемсуть ваших претензий к Маше?

Ольга: Она мать не уважает, понимаете, доктор! Я суткамиработаю, кормлю ее, одеваю, а ей хоть бы хны! Гулянки, парни, дискотеки!

Маша: Давай, давай! Попрекни дочь куском хлеба! Вот ничегоот тебя больше не возьму!

Ольга: Да?! Ничего?! И за квартиру платить будешь?!

Маша: Я уйду из твоей квартиры, чтоб ты подавилась!

Ольга: Вот и катись!

Маша: Вот и покачусь!

Психотерапевт: Секундочку. Я могу вставить слово? Маша,насколько я понимаю, твоя мама вовсе не хочет, чтобы ты куда-то уходила изквартиры. Ведь правда, Ольга? (Ольга соглашается. ) Вот, не хочет. Но онабеспокоится за твое будущее. Она хочет, чтобы ты училась, получила профессию имогла быть самостоятельной. Это естественное желание родителей — не избавитьсяот ребенка, но дать ему возможность чувствовать себя самостоятельным. Ольга, явсе правильно говорю? (Ольга соглашается). Другое дело, что форма, в которойэто благое пожелание подается, мягко говоря, оставляет желать лучшего. Можно,наверное, и как-то иначе об этой своей озабоченности сообщить. Я прав, Ольга?