И она убрала руки. И удовлетворенно улыбнулась, услышав его вздох разочарования. Наклонилась. В светлых глазах — надежда, просьба, ожидание. Не насмотреться. Она еще смотрела в них, когда рука вернулась к косой пресса. И двинулась дальше. Ниже.

Еще один судорожный вздох, веки опустились.

— Не закрывай глаза.

Он послушно открыл глаза. Этот взгляд… не насмотреться.

Он все же прикрывал глаза — и снова открывал, когда она просила. Дышал часто, потом стал дышать стонами. Рита чувствовала, как покрывается мурашками — от его наслаждения. Как ты мог лишать меня этого, родной?!

Ее ладонь скользнула ниже. Игорь замер.

— Все хорошо… — поймала его выдох, втянула в себя его язык. И скользнула ладонью еще ниже. — Все будет хорошо. Раздвинь шире.

На несколько секунд ей показалась, что он не выполнит ее просьбу. Рита и сама понимала, что подходит близко к границе дозволенного. Но ей хотелось — сейчас, сразу, всего и везде.

Игорь судорожно вздохнул. Мощные бедра дрогнули. И женская ладонь скользнула между.

Дальше было просто какое-то сумасшествие. Она ласкала как только подсказывала ей фантазия — пальцы, губы, в ход шло все. Игорь стонал громко, взахлеб. И позволял ей все. Ее язык обвел каждый сантиметр горячей напряженной плоти. Пальцы путались в удивительно мягких волосах, деликатно лаская средоточие мужской силы. Рита была уверена, что он позволит ей все, до самого конца. Но сквозь череду умопомрачительных стонов расслышала тихое «Пожалуйста…».

Она приподнялась, заглянула в затуманенные глаза и все поняла. Для Игоря Золотова контроль и наслаждение неотделимы. Он из тех, кому обязательно надо быть сверху. А Рита… Рита сейчас получила все, о чем мечтала, сполна.

— Пожалуйста, Риточка, пожалуйста… — он тянется к ней губами. — Я не могу больше, родная…

Раньше у них всегда был умопомрачительный секс. То, что происходит сейчас, просто не имеет названия. Это точно не секс. Не просто секс. Не только он. Игорь совсем другой сейчас, такой открытый, такой… весь ее и… Он отдал ей все, все, что она попросила. А она…

— Хочешь наверх?

— Хочу в тебя. И да — наверх.

Сейчас будет взрыв. Ошеломительный взрыв наслаждения — Рита это знает точно. И хочется растянуть этот момент предвкушения.

— Тебе понравилось? — ее пальцы приходят в движение, он вздрагивает, его глаза снова на мгновение закрываются.

— Да… — пополам со стоном.

— Еще позволишь?

— Конечно…

Рита прижимается всем телом.

— Люби меня. Пожалуйста…

Он исполнил ее просьбу сполна.

И, начав двигаться, начал и говорить. Никогда Игорь не говорил во время секса. А теперь, под каждый выпад, срывающимся тихим голосом шептал.

— Моя. Моя! Никому не отдам. Только моя, слышишь?! Женой мне будешь. И фамилию мою носить будешь. Детей мне родишь. Двоих. Или троих. Как сама захочешь. Моя. Моя. Моя.

Твоя. Твоя. Твоя.

Упоительный восторг от этих прекрасных наглых собственнических слов. Сладостная тяжесть его горячего сильного тела. Мурашки от растянувшей ее тело твердости. Миллион первый, но от этого не менее сладкий поцелуй. Сплетенные пальцы. Сплетенные тела. Идеальный ритм. Жар кожи. Музыка стонов. Не надышаться, не насмотреться, не наслушаться, не натрогаться. Так выглядит, звучит и пахнет любовь.

***

— Я люблю тебя, Игорь.

Какой смысл прятать то, что так очевидно? Ничего нет важнее сейчас, кроме того, чтобы сказать ему это. Он должен знать. Что ей еще можно сказать после его слов?

Игорь медленно открыл глаза. Вздохнул. Рита, положив подбородок ему на грудь, смотрела в лицо. Она знала правду, которую он, возможно, еще не знал. Но молчать Рита не могла.

— Ты не отвечай сейчас. Это не важно. Я не жду, что ты мне ответишь прямо сейчас и…

Риткину голову прижали к груди, не дав договорить.

— Знаешь, я всегда считал, что есть слова нужные и не нужные. Имеющие смысл и бессмысленные. Вот и эти слова…

— Игорь…

— Так, не перебивай меня!

— Хорошо, — Рита послушно прижалась щекой к его груди. — Только скажи мне сейчас — насчет трех детей ты, надеюсь, пошутил?

— Рита! — он в одно движение опрокинул ее, навис сверху. Рита воспользовалась этим и обхватила его лицо ладонями. Нет, ну никак не насмотреться. Он повернул голову и коснулся губами ее ладони. — Нет, не пошутил. Все было всерьез. И, знаешь, Ритуль, по-другому все равно не скажешь. Не знаю я других подходящих слов… поэтому… Я тебя люблю. Вот.

— Бедный, — она провела пальцем по подбородку. — Вынудили-таки.

Он хотел что-то возразить — но вместо этого снова лег и прижал ее к себе.

— Что поделать. Я не могу тебе ни в чем отказать. Если ты хочешь, чтобы я сказал, что люблю тебя — я говорю. Я подкаблучник.

Рита улыбалась ему в плечо. Игорь не мог это сделать иначе. Но у нее не было никаких возражений по этому поводу. Какие могут быть возражения, если тебя обнимает любимый и самый лучший на свете человек?

— Я не люблю каблуки. Подкроссовочником будешь?

— Куда деваться, — хмыкнул он. А потом тихо и нежно добавил: — Это правда. Рита, Риточка, Ритуля моя. Я тебя очень, правда, очень-очень сильно…

У него перехватило дыхание. А потом и вовсе рот оказался занят поцелуем.

***

— Знаешь… Это глупо, но вот именно сейчас я жалею, что у меня такое имя…

— Почему? — она снова, устроив подбородок на своей руке, что распластана по его груди, гипнотизирует Игоря своими русалочьими глазами.

— Да так… — усмешка у него вдруг смущенная. — Никак его… не сократишь… чтобы…

Он не договорил. Но Рита поняла. Повернула голову, чтобы поцеловать грудь — слева. И тихо туда сказать.

— Я уже все давно придумала.

— Что ты придумала?

— Как называть тебя ласково.

— И как же?

Рита приподнялась. Чтобы глаза его были близко. Чтобы можно было шептать.

— Гор… Горушка… Нравится?

— Очень.

***

— Кажется, я разучился говорить слово «нет», — Игорь излюбленным жестом прижал ее спиной к своей груди.

— Подкроссвочникам это слово незачем знать, — рассмеялась Рита, вжимаясь лопатками. — Твое дело говорить: «Да, моя госпожа».

За спиной весело хмыкнули. Тяжелая рука огладила ягодицу.

— Вот только не надо мне опять угрожать аналом! — возмутилась Рита.

— Теперь я знаю, как найти на тебя управу, — рука Игоря продолжала гладить. — Но, вообще-то, я собирался угрожать тебе другим, — его рука замерла.