– Да какое невестка, Ванечка! Если бы невестка, я бы этот колледж к черту бросила и занялась бы наконец внуками. Старшую-то мне не дали понянчить, сами развлекались, а уж со вторым-то моя помощь наверняка пригодилась бы.

Иван Андреевич смотрел в лицо Вяземской с деланым интересом. Его совершенно не интересовали внуки Анны Петровны, но она принялась пояснять:

– Вы просто забыли, Ванечка! Я же вам жаловалась, что мой Митюша не так давно развелся. Они с женой были такой хорошей парой и вдруг – бах! – развод! Меня чуть инфаркт не сразил. Честно говоря, я думала, что это невестка во всем виновата… Какой-то она последнее время была квелой… все в сторону косила… А теперь смотрю: она все одна да одна, а Митюша – с другой женщиной… Такие вот вы, Ванечка, непостоянные люди – мужчины… – Анна Петровна сделала последний глоток, убрала чайный бокал в свой шкафчик и принялась подкрашивать губы. Потом глянула на себя в зеркало, очень себе понравилась и, с сочувствием посмотрев на Лукьянова, вдруг взяла его под руку и отвела к окну.

– Послушайте, Ванечка, – начала она. – Мне, конечно, сейчас некогда, но я не могу не сказать, что вы, голубчик, очень плохо выглядите.

Иван Андреевич попытался возразить, но темпераментная Анна Петровна диалогов не любила. Она всегда должна была выступать соло.

– Да-да! И не спорьте! – убежденно произнесла она. – Со стороны виднее. Знаете… – она снизила голос до заговорческого шепота, – …вам тоже надо завести женщину… В этом смысле мой сын прав… Это, знаете ли, здорово лечит… Ну-у-у… я имею в виду мужчин…

Лукьянов уже не знал, как и отвязаться от назойливой коллеги. Он десять раз пожалел, что согласился ее заместить. Эк она придумала: завести женщину… Он уже давно завел себе… Михаила…

– Вы не опоздаете? – дипломатично намекнул он распалившейся женщине, но Анну Петровну не так-то просто было сбить с намеченного пути.

– Они там… в общем… подождут… Ей же еще не рожать… А вы… Словом, в отношении вас… мне пришла в голову удивительно счастливая мысль…

Лукьянов откровенно, уже без всякой дипломатии сморщился, но математичку это нисколько не огорчило. Она еще крепче вцепилась в его рукав и зашипела в ухо, обдавая его душными волнами крепких сладких духов:

– Дело в том, что невестка… ну Митюшина бывшая жена… фу-ты… как мне не нравится слово «бывшая», но… В общем, она очень хорошая женщина. Мне жаль, что у сына с ней что-то не получилось… Вы меня понимаете?

Иван Андреевич и не собирался понимать. Ему хотелось только одного: чтобы поскорей прозвучал звонок, и можно было распрощаться с надоедливой теткой. Но поскольку звонка не было, «надоедливая тетка» продолжала атаку:

– Так вот! Я вам предлагаю, Ванечка, познакомиться с Дарьей! И не надо так нервничать! – Она припечатала его своим тучным и жарким боком к подоконнику. – Она вам непременно понравится, и вы перестанете выглядеть так, будто похоронили всех своих родственников одновременно!

Последнее ее слово наконец заглушил звонок, которому Лукьянов обрадовался, как никогда, но математичка его из-под своего бока так и не выпустила.

– Да! Звонок! Я слышу! Но… – Свободной от Лукьянова рукой она покопалась в сумке, которая, к несчастью, стояла здесь же, на подоконнике, и вытащила какие-то смятые клочки. Их она сунула в руки совершенно изнемогшему под ее бременем Ивану Андреевичу и сказала: – Вот! Это фотография Митюши с Дарьей. Он, видите ли, разорвал ее пополам и в ведро выбросил, а я вытащила… Негоже, чтобы живые люди в мусоре валялись… В общем, вы посмотрите на Дарью, прикиньте… А потом мы с вами обо всем договоримся… – Вяземская посмотрела на настенные часы, громко ойкнула и, отпустив наконец Лукьянова, бросилась вон из преподавательской.

Иван Андреевич машинально глянул на один из обрывков фотографии и вздрогнул так, что заломило в травмированном виске. С мятого клочка на него смотрело улыбающееся лицо Архипова. Лукьянов зажмурился и потряс головой. Когда он снова открыл глаза, лицо Дмитрия с обрывка фотографии не пропало. Иван Андреевич суетливым жестом сунул «Архипова» в карман джинсов и разгладил на подоконнике второй клочок. На нем была Даша…

Конечно же, Лукьянова сразу резануло имя бывшей невестки Анны Петровны. Он тут же вспомнил свою Дашу, но не мог даже предположить, что именно она была ее невесткой. Надо же, как близко они все время были… Теперь Иван Андреевич вспомнил, как общительная математичка рассказывала про сына и его жену, про их дочку… Как же зовут девочку? Впрочем, неважно… Но Вяземская… Вяземская… А сын Архипов… Хотя, все понятно… Анна Петровна обожала свою дворянскую фамилию, помнится, даже утверждала, что они ведут свой род от того самого Вяземского… который поэт Золотого века… именно потому и не захотела брать фамилию мужа. А ее Митюша… Конечно! Дмитриев часто зовут Митями…

Сын Вяземской развелся… Митюша развелся… У него другая женщина, которая собирается рожать… Развелся… Архипов развелся?

У Лукьянова потемнело в глазах. Он медленно опустился в кресло на колесиках, которое кто-то, вставая из-за компьютера, небрежным движением послал к окну. Под тяжестью тела Ивана Андреевича кресло резко сдвинулось в сторону и подлокотником сбросило со столика пачку тоненьких тетрадок. Они рассыпались по полу, но преподаватель физики не заметил, что топчет лабораторные работы той самой группы, в которой именно сейчас он должен был замещать математику.

Если Архипов развелся, значит… значит… Что же это значит, черт возьми? Да это же значит, что Даша свободна… что у него есть шанс… Или нет шанса? Может быть, у Даши уже тоже есть мужчина?

Иван Андреевич вытер ладонью сразу вспотевший лоб и неожиданно поймал свое отражение в зеркале, в которое несколько минут назад смотрелась моложавая и энергичная Анна Петровна. Из глубин этого же самого серебристого стекла на Лукьянова смотрел бледный синюшный мужчина с запавшими глазами и перекошенным ртом. Кому такой нужен? Никому… Но Даша… Не может быть случайностью все то, что с ними происходит! Он пришел замещать Вяземскую, чтобы она показала ему фотографию Даши и сообщила, что его первая и единственная любовь свободна! Все неспроста! Где-то… наверху… все-таки распорядились… Те, на небесах, которые назначены приглядывать за браками, наконец осознали свои ошибки и решили реабилитироваться!

Дверь преподавательской распахнулась от хорошего пинка и смачно ударилась о стену. Лукьянов в очередной раз вздрогнул. В дверь заглянул Стасик Усачев, староста группы, которая дожидалась физики.

– О! – с непонятной интонацией провозгласил Стасик. – Вандрейч! А физика будет?

Слово «будет» прозвучало уже с явной надеждой на то, что ее не будет. Лукьянов вытер влажное лицо и глухо сказал:

– Не будет, Усачев… Мне что-то нехорошо… Иди…

Идти Стасик не мог. Его переполнила самая непосредственная детская радость, которую он, подпрыгнув и с шумом шмякнувшись обратно на пол, выразил в громогласном «Ура-а-а-а!», после чего, как конь, помчался в кабинет, где ждала его группа. Из соседней аудитории выскочила заведующая учебной частью Ирина Максимилиановна и влетела в преподавательскую с моделью атома углерода в руках.