И тогда Зефраим действительно начал меняться. На лице появилась какая-то сыпь, на коже проступили странные рубцы – большие, неровные, почти темные от накопившейся подкожной крови. Из его горла вырывались тихие хрипы. Беспорядочно перемещаясь по комнате, он постоянно мотал головой с такой неистовостью, что волосы взлетали над ней, образуя темную корону. Должно быть, призрачный лунный свет создавал иллюзию, но казалось, что борода и волосы на руках Зефраима стали гуще и грубее; ногти на пальцах, казалось, удлинились и расширились. Трое старейшин вновь обменялись взглядами.

Зефраим зарычал. А потом одним звероподобным прыжком подскочил к окну.

– Зефраим! – крикнул Наум. – Нельзя!

Но было слишком поздно: несколькими яростными мощными рывками Зефраим с резким треском сорвал доски с окна. Свет полной луны беспрепятственно хлынул в комнату. И тогда совершенно неожиданно Зефраим, видимо, сошел с ума: он начал рычать и метаться; бросался к окну, высовывал в него голову и лаял, глядя на луну; потом, развернувшись, упал на четвереньки, по-собачьи обежал комнату и, вновь поднявшись на ноги, перевернул стул, схватил со стола кувшин с водой и швырнул его на пол, разбив на множество черепков.

Старейшины без промедления устремились к двери. Наум, подхватив Олбрайта и Логана под локти, вывел их на лестничную площадку, где быстро захлопнул дверь и закрыл ее на висячий замок.

– Что с ним произошло? – спросил Логан, потрясенный только что увиденным, небывалым случаем, несмотря на всю его долгую и богатую на странные явления практику.

– Я предупреждал вас, – ответил Наум, – сейчас время перемен. Лунная болезнь… она очень сильно изменяет его.

Из-за двери продолжал доноситься неослабевающий грохот и лай.

– И как долго длится приступ? – спросил Олбрайт.

– Пока светит луна.

– И в этот период он опасен для окружающих? – спросил Логан.

– Нет, – возразил Наум, – для окружающих вовсе не опасен.

И заглянув в глаза этого мужчины, Логан внезапно понял. Замок на двери, странные обитые ватином стены этой чердачной комнаты: все это служило не для защиты окружающих от Зефраима… а для защиты его от самого себя.

32

В полном молчании группа мужчин проделала обратный путь по этому беспорядочно выстроенному дому. Постепенно звуки за той запертой дверью стали тише. Выйдя из странного многоэтажного здания, пятеро мужчин вернулись к кострищу. Даже оттуда Джереми еще слышал, как рычит и лает Зефраим, высунувшись в окно, с которого сорвал доски.

Трое старейшин переглянулись друг с другом и посмотрели на Логана и Олбрайта. На их лицах отражались смущение и облегчение: смущение из-за демонстрации столь странного и удивительного явления и облегчение от того, что эта демонстрация закончилась.

– Эта лунная болезнь передалась Зефраиму по наследству? – спросил Джереми.

– Дед рассказывал мне, – кивнув, сказал Наум, – что в нашем клане один или два ребенка всегда рождались с некоторыми странностями. Но такого, как Зефраим, еще не бывало.

«Значит, в Зефраиме странный симптом расцвел в полную силу», – подумал Логан, вспомнив то, что бармен Фред говорил о клане Блейкни: его упоминание о «дурной крови».

– А в какой форме болезнь проявляется обычно?

– Люди возбуждаются, – подумав немного, ответил Наум, – кожа темнеет и покрывается прыщами. Прорываются фурункулы, как вы видели у Зефраима.

– И вы говорили, что это продолжается до захода луны?

Наум кивнул.

– Но только во время полной луны… Верно?

– Да, верно.

Значит, интенсивность лунного света, света полной луны, необходима для инициации приступа болезни. Таким образом, это напоминало опыт с бурозубками, продемонстрированный ему Фивербриджем.

– А что бывает в облачные или дождливые ночи? – спросил Олбрайт. – Если, допустим, свет луны затемнен?

– Тогда ничего не бывает, – ответил Аарон.

– Эти приступы, очевидно, доставляют неприятные ощущения, – задумчиво помолчав, сказал Логан. – Зефраим, несомненно, страдает от них. И тем не менее он стремился увидеть лунный свет… сорвал доски с окна. Почему?

– Трудно сказать, – ответил Наум, – Зефраим не любит говорить об этом. Я смог лишь выяснить, что у него возникает сильная тяга… непреодолимая тяга. Вроде как страстное желание. И… по-моему, в итоге возникает ощущение… скажем так, какого-то могущества или мощной силы.

– Как у волка, – неуверенно произнес Олбрайт.

Наум кивнул. Он сидел, опустив голову, но вот он поднял ее и взглянул прямо на Логана, а яркий лунный свет отразился от роговицы его глаз.

– Но важно не то, как плохо он сам выглядит, важно то, что он никогда никому не причинял вреда. Никогда не проявлял стремления к жестокости или насилию.

Двое его соплеменников энергично кивнули.

– А кто-нибудь, кроме нас, видел это время перемен? – спросил Олбрайт. – То есть и кроме доктора Фивербриджа?

– Много лет назад, – сказал старейшина рода Исав. – Дядюшка Левий обычно очень тяжело переносил приступы лунной болезни. И один раз ему удалось перелезть через нашу стену. По-моему, кто-то из Пиковой ложбины видел, как он бежал к лесу.

Логан и Олбрайт обменялись взглядами. Вероятно, это и объясняло, как появились слухи.

– С тех пор, – продолжил Исав, – в ночи полнолуния мы стали обязательно запирать наших больных соплеменников.

– А доктору Фивербриджу, – задумчиво спросил Логан, обратившись к Науму, – понадобилось ли ему еще что-то от Зефраима… помимо, я имею в виду, взятия мазка?

Наум опять растерянно помолчал.

– Да, понадобилось… – И он изобразил взятие анализа крови из локтевой вены. – За это он заплатил нам двести пятьдесят долларов. Я говорил вам… Ребекка тяжело заболела, у нее не прекращался сильный жар, – повторил он так, словно оправдываясь и пытаясь избавиться от давнего и смутного чувства вины.

– Понятно, – сказал Логан.

Он по-прежнему пытался осмыслить то, чему стал свидетелем в той чердачной комнате: противоестественной метаморфозе – иного определения и не подобрать – Зефраима Блейкни. В отношении поведения она повторяла изменения, происходившие с бурозубками, только в случае Зефраима изменения затрагивали не только поведение; здесь у больного возникали реальные морфологические перемены, малозаметные, но неоспоримые. Он понятия не имел, какими конкретно могли быть лежащие в основе биологические причины, хотя очевидно, что они связаны с генетическими отклонениями клана Блейкни – возможно, из-за узкородственного скрещивания, или, возможно, просто из-за случайного порочного набора генов в их специфическом геноме, – которые порождали болезненную сверхчувствительность к лунному свету. И Зефраим страдал от самой сильной чувствительности. Неудивительно, что доктор Фивербридж отыскал его и заплатил изрядную сумму за образцы его крови и ДНК. Это соответствовало направлениям его исследований, упомянутых в обеих статьях, что Логан увидел на экране компьютера Джессапа: воссоздание лунного света, а также и морфологические изменения.