Теперь же, когда Бине к тому же обнаружил, что труппа его ни в грош не ставит – его собственная труппа, которую он так медленно и терпеливо собирал, – чаша его терпения переполнилась и недобрые чувства, до сих пор дремавшие в груди, пробудились. Сдерживая ярость, чтобы не выдать себя, он тем не менее счел необходимым немедленно отстоять свои права. Не хватало еще, чтобы с ним перестали считаться в труппе, которой он так долго командовал, пока ею не завладел этот тип, наполнивший его кошелек и отнявший власть.

Итак, когда Полишинель закончил свою речь, вперед выступил Бине. Грим помог ему скрыть горькие чувства, и он притворно присоединился к похвалам Полишинеля в адрес своего дорогого компаньона, но сделал это так, чтобы стало ясно, что все, чего добился Скарамуш, сделано с помощью и под руководством Бине. Он поблагодарил Скарамуша – так, как господин благодарит своего дворецкого за старательно выполненные приказания.

Речь Бине не обманула труппу и не успокоила его самого, – напротив, его горечь только усилилась от этой тщетной попытки. Ну да ладно, по крайней мере, его честь спасена и он показал им, кто глава труппы. Пожалуй, я не совсем точно выразил свою мысль, сказав, что его речь не обманула актеров, так как они все же заблуждались относительно его чувств. Они верили, что, приписывая все заслуги себе, в душе он так же, как все, благодарен Скарамушу. Андре-Луи вместе с актерами разделял это заблуждение и в короткой ответной речи великодушно подтвердил заслуги господина Бине.

Затем он объявил, что их успех в Нанте тем дороже для него, что теперь может сбыться его заветная мечта – обвенчаться с Клименой. Да, он сознает, что совершенно недостоин такого счастья. Теперь они с его добрым другом господином Бине, которому он обязан всем, чего достиг для себя и труппы, станут еще ближе. Новость вызвала радостное оживление, ибо в театральном мире так же любят влюбленных, как везде. Все шумно приветствовали счастливую пару – за исключением бедного Леандра, глаза которого стали еще грустнее, чем обычно.

В тот вечер они сидели одной семьей на втором этаже в гостинице на набережной Ла-Фосс – в той самой гостинице, откуда несколько недель тому назад Андре-Луи отправился играть совсем другую роль перед нантской публикой. Но разве та роль сильно отличалась от нынешней? – размышлял он. Разве и тогда он не был Скарамушем – интриганом, речистым и лицемерным, обманывавшим людей и цинично вводившим их в заблуждение, излагая мнения, которые не были его собственными? Разве удивительно, что он так быстро добился блестящего успеха как актер? Не был ли он всегда актером и не предназначила ли его для этого сама природа?

В следующий вечер они играли «Робкого влюбленного» перед полным залом. Слухи о блестящем начале гастролей облетели весь город, и успех был такой же, как в понедельник. В среду они давали «Фигаро-Скарамуша», а в четверг вышел «Нантский курьер» со статьей на целую колонку, в которой расхваливались блестящие импровизаторы, посрамившие заурядных декламаторов, произносящих заученные тексты.

Андре-Луи посмеивался про себя, читая эту газету за завтраком, так как у него не было никаких заблуждений насчет ложности последнего утверждения. Просто их труппа – новинка, и пышность, с которой ее подали, провела автора статьи. В этот момент вошли Бине с Клименой, и Андре-Луи приветствовал их. Он помахал газетой:

– Все в порядке, мы остаемся в Нанте.

– Вот как? – кисло сказал Бине. – У вас всегда все в порядке, мой друг.

– Прочтите сами, – протянул Андре-Луи газету.

Господин Бине начал читать с угрюмым выражением лица, потом молча отложил газету и принялся за еду.

– Ну что, я был прав? – спросил Андре-Луи, которого слегка заинтриговало поведение господина Бине.

– В чем?

– Когда говорил, что надо ехать в Нант.

– Если бы так не считал я, мы бы никуда не поехали, – ответил господин Бине, продолжая есть.

Удивленный Андре-Луи сменил тему.

После завтрака они с Клименой отправились прогуляться по набережной. Ярко светило солнце, не такое холодное, как в последние дни. Когда они выходили, Коломбина бестактно навязалась им в спутницы. Правда, Арлекин несколько исправил дело, догнав их бегом и присоединившись к Коломбине.

Андре-Луи, шагавший с Клименой впереди, завел разговор о том, что занимало его сейчас больше всего.

– Ваш отец очень странно держится со мной. Можно подумать, что он ни с того ни с сего стал ко мне плохо относиться.

– Ну что вы, вам кажется, – возразила Климена. – Отец очень благодарен вам, как и все мы.

– Ничуть не бывало. Он злится на меня, и, кажется, я знаю за что. А вы? Разве вы не догадываетесь?

– Нет, нисколько.

– Если бы вы были моей дочерью – слава богу, это не так, – я был бы обижен на мужчину, который отобрал бы вас. Бедный старый Панталоне! Он назвал меня разбойником, когда я сказал ему, что собираюсь на вас жениться.

– Он прав. Вы – дерзкий разбойник, Скарамуш.

– Что противоречит моему амплуа, – сказал он. – Ваш отец считает, что актеры должны играть на сцене роли, соответствующие их характеру.

– Но вы же действительно берете все, чего пожелаете, не так ли? – Она взглянула на него восхищенно и застенчиво.

– Да, когда удается. Я не стал дожидаться, пока ваш отец даст согласие на наш брак, и, когда он фактически отказал мне, силой вырвал у него это согласие. Ручаюсь, теперь ему ни за что не получить его обратно. Наверно, это злит вашего отца больше всего.

Климена засмеялась и приготовилась сострить в ответ, но Андре-Луи не слышал ни слова. По набережной, где было оживленное движение, к ним приближался кабриолет, верх которого был почти сплошь из стекла. Двумя великолепными гнедыми лошадьми правил кучер в роскошной ливрее.

В кабриолете сидела хрупкая молодая девушка, закутанная в ротонду из меха рыси. Ее лицо с тонкими чертами было красиво. Девушка подалась вперед, губы ее полураскрылись, она пожирала Скарамуша глазами. Наконец, почувствовав на себе взгляд, он посмотрел в ее сторону и, пораженный, остановился.

Климена, прервав фразу на середине, тоже остановилась и потянула Андре-Луи за рукав.

– Что случилось, Скарамуш?

Но он не отвечал. В эту минуту осанистый кучер, повинуясь распоряжению маленькой госпожи, остановил возле них кабриолет, и лакей в белых чулках соскочил на землю. Климене изящно одетая девушка в карете с гербами показалась сказочной принцессой. И эта принцесса, глаза которой засияли, а на щеках вспыхнул румянец, протянула Скарамушу руку в элегантной перчатке.

– Андре-Луи! – позвала она.

Скарамуш запросто взял эту царственную особу за руку – точно так же, как мог бы взять за руку Климену, – и, не спуская с нее глаз, отражавших ее радостное удивление, фамильярно обратился по имени:

– Алина!

– Дверь, – приказала Алина лакею и на одном дыхании сказала Андре-Луи: – Садитесь.