– Минутку, Алина.

Он повернулся к своей спутнице, застывшей в изумлении, и к подошедшим в этот момент Арлекину с Коломбиной.

– Вы позволите, Климена? – сказал он, запыхавшись. Но это было скорее утверждение, чем вопрос. – К счастью, вы не одни. Арлекин вас проводит. Увидимся за обедом.

С этими словами он, не дожидаясь ответа, вскочил в кабриолет. Лакей закрыл дверцу, кучер щелкнул кнутом, и королевский экипаж покатил по набережной, а три комедианта смотрели ему вслед с открытым ртом. Наконец Арлекин рассмеялся:

– Наш Скарамуш – переодетый принц!

Коломбина захлопала в ладоши и сверкнула белыми зубами.

– Ах, Климена, прямо как в романе! Какая прелесть!

Климена перестала хмуриться, чувство обиды сменилось у нее недоумением.

– Но кто она?

– Конечно же его сестра, – уверенно заявил Арлекин.

– Его сестра? Откуда ты знаешь?

– Я просто знаю, что он скажет тебе, когда вернется.

– А почему?

– Потому что ты все равно не поверила бы, скажи он, что это его мать.

Проводив экипаж взглядом, они побрели в ту же сторону. А в это время в экипаже Алина с серьезным видом разглядывала Андре-Луи. Она сжала губы, тонкие брови слегка сдвинулись.

– У вас странная компания, Андре, – вот первое, что она ему сказала. – Или я ошиблась и ваша спутница не мадемуазель Бине из Театра Фейдо?

– Вы не ошиблись. Однако я и не предполагал, что мадемуазель Бине уже так известна.

– О, что до этого… – Она пожала плечами, в голосе послышалось спокойное презрение. Она пояснила: – Просто вчера я была на спектакле. Думаю, я узнала ее.

– Вы были вчера вечером в Фейдо? Как же я вас не увидел?

– А вы тоже там были?

– Был ли там я? – воскликнул он, но, опомнившись, сразу же заговорил безразличным тоном. – О да, я там был. – Ему почему-то не хотелось признаться, что он без всякого сопротивления пал, с ее точки зрения, так низко. Слава богу, грим и измененный голос сделали его неузнаваемым даже для Алины, которая знала его с детства.

– Понятно, – сказала она и еще плотнее сжала губы.

– Что же вам понятно?

– Что мадемуазель Бине на редкость привлекательна. Разумеется, вы были в театре, это ясно по вашему тону. Знаете, вы разочаровываете меня, Андре. Наверно, это глупо с моей стороны и говорит о том, что я недостаточно хорошо знаю сильный пол. Мне известно, что большинство светских молодых людей испытывает непреодолимую тягу к существам, которые выставляют себя напоказ на подмостках, но от вас я этого не ожидала. Я имела глупость вообразить, что вы не такой и выше подобного пустого времяпрепровождения. Я считала, что вы немного идеалист.

– Вы льстите мне!

– Да, теперь я вижу, что заблуждалась, но вы сами сбили меня с толку. Вы столько рассуждали о какой-то морали, с таким пылом разглагольствовали о философии, так тонко лицемерили, что я обманулась. Странно, что при таком актерском даровании вы не вступили в труппу мадемуазель Бине.

– Вступил, – сказал он.

Ему пришлось признаться в этом, ибо он выбрал меньшее из двух зол.

На лице Алины появилось недоверие, сменившееся ужасом и наконец отвращением.

– Ну конечно, – сказала она после долгой паузы, – таким образом вы могли находиться вблизи своей пассии.

– Это лишь одна из причин, была и другая. Дело в том, что, когда мне пришлось выбирать между сценой и виселицей, я проявил неслыханную слабость, предпочтя первое. Такое поведение недостойно человека со столь благородными идеалами, как у меня, но что поделаешь! Подобно всем теоретикам, оторванным от жизни, я нахожу, что проповедовать легче, чем осуществлять. Итак, мне остановить карету и выйти, чтобы не осквернять ее своей недостойной персоной? Или рассказать, как все случилось?

– Сначала расскажите, а там видно будет.

Он рассказал, как встретил труппу Бине и жандармов и понял, что, присоединившись к труппе, сможет в безопасности переждать, пока не минует опасность.

Услышав объяснения, Алина смягчилась, и тон ее перестал быть ледяным.

– Мой бедный Андре, почему же вы не сказали мне все сразу?

– Во-первых, вы не дали мне на это времени; во-вторых, я боялся шокировать вас зрелищем своего падения.

Она приняла его слова всерьез.

– Так ли уж необходимо было вступать в труппу? И почему вы не написали нам, где находитесь? Я же вас просила.

– Я как раз думал об этом вчера, но колебался из-за некоторых соображений.

– Вы думали, нам будет неприятно узнать, чем вы занимаетесь?

– Пожалуй, я предпочитал удивить вас своими блестящими успехами.

– О, так вы собираетесь стать великим актером? – с откровенным пренебрежением спросила она.

– Возможно. Но меня больше привлекают лавры великого драматурга. И не фыркайте столь презрительно. Писать пьесы – почетное занятие. Высший свет считает за честь знакомство с такими людьми, как Бомарше и Шенье.

– А вы не хуже их?

– Я надеюсь их превзойти, однако признаю, что именно они научили меня ходить. Как вам понравилась вчерашняя пьеса?

– Она забавная и хорошо задумана.

– Позвольте познакомить вас с автором.

– Так это вы? Но ведь это труппа импровизаторов.

– Даже импровизаторам нужен автор, чтобы писать сценарии, – пока что я пишу только их, но скоро возьмусь за пьесы в современном духе.

– Вы обманываете себя, мой бедный Андре. Чем была бы вчерашняя пьеса без актеров? Вам повезло со Скарамушем.

– Познакомьтесь с ним – только это секрет!

– Вы – Скарамуш? Вы? – Она повернулась, чтобы как следует разглядеть Андре-Луи. Он улыбнулся своей особенной улыбкой – не разжимая губ, – от которой на щеках появлялись глубокие складки, и кивнул. – Так я вас не узнала?

– Вы, разумеется, вообразили, что я – рабочий сцены? А теперь, когда вы знаете все обо мне, расскажите, что в Гаврийяке? Как мой крестный отец?

– Он здоров, – сказала она, – и все еще сильно разгневан на вас.

– Напишите, что я тоже здоров и процветаю, и этим ограничьтесь. Не стоит сообщать ему, чем я занимаюсь, – ведь у него есть свои предрассудки. К тому же это было бы неосторожно. А теперь я задам вопрос, который у меня на языке вертится с тех пор, как я сел в экипаж. Что вы делаете в Нанте, Алина?

– Я приехала навестить свою тетю, госпожу де Сотрон. Это с ней я была вчера в театре: нам стало скучно в замке. Но сегодня у тети будут гости, и среди них – маркиз де Латур д’Азир.

Андре-Луи нахмурился и вздохнул.