– Ты сам видел, что сделал сегодня Хартинг, – продолжала Кей Ти, стараясь не проявлять возмущения, рвущегося на волю: в конце концов, Хартинг перекрыл клапана дыхательного аппарата, чтобы продемонстрировать власть над ней, а теперь ей же приходится утешать уязвленного Эрика. – И ты был этому рад? Радовался тому, что меня поставили на место?

Эрик вновь опустил голову. Теперь на его лице отразился стыд, и Кей Ти еще раз с облегчением отметила, что на собственный счет Эрик вовсе не обольщается.

– Нет. Пакостное было зрелище, – замявшись на пару секунд, пробормотал он. – Ладно. Что тебе нужно?

– Хартинг отправил меня за Уигансом. И ждет, что я оплошаю, так как ничего не знаю ни о нем, ни о его мире. И понятия не имею, куда он мог скрыться. А вот ты, – она указала на Эрика, – ты это наверняка знаешь. Ты понимаешь ход его мыслей. Куда бы на его месте бежал ты сам?

Эрик помрачнел. Явственно видя на лице техника множество самых противоречивых чувств, Кей Ти подумала, что покером ему увлекаться не стоит. Причину его колебаний она, пожалуй, тоже вполне понимала. У всех вокруг имелись свои задумки, свои планы спасения на случай развала «RST», на случай непредвиденных обстоятельств. По-видимому, ответ Эрика проливал слишком уж много света на его собственные.

– Кончай, Эрик. У каждого из нас есть свои «крысиные тропы». Куда бежать в случае чего, думают все до единого. Сейчас между нами – просто разговор двух коллег. Товарищей по работе.

Эрик прислонился к стене, слегка пристукнул затылком о твердый армированный бетон.

– Лишившись богатого папика в лице Бариса, я бы на его месте – то есть, в положении крайне отчаянном – отправился к Двойняшкам.

– Куда? – переспросила Кей Ти.

– В Сьюдад-дель-Эсте.

– А-а, в Парагвай?

– В район трех границ, – кивнув, уточнил Эрик.

Разумный ход. «Ла Трипле Фронтера», район трех границ, где примыкают друг к другу территории Парагвая, Бразилии и Аргентины, славился сложностями работы для полицейских, а для технологической преступности давно превратился в нечто вроде Дикого Запада. Не в последнюю очередь – из-за весьма условной природы всех трех границ.

– Спасибо, – сказала Кей Ти. – Разумеется, все это – только между нами.

Эрик поджал губы, но в глаза ей так и не взглянул. Кей Ти, развернувшись, отправилась восвояси.

– Удачи, – пожелал Эрик ей вслед.

О Европе Джина мечтала всю жизнь. И если, желая убраться подальше от Сан-Диего, подальше от горьких воспоминаний, переехала туда, это вполне можно было понять. В Британии Бладшоту бывать уже доводилось – в рамках программы обмена методиками обучения с войсками спецназначения Соединенного Королевства. Коллеги из САС и «Особой лодочной службы» водили его гулять по Лондону. Хорошее было времечко, однако столица Британии запомнилась ему, прежде всего, дождями да серостью. Впрочем, сегодня все обстояло иначе. Сегодняшний день выдался солнечным, ясным, как летнему дню и положено. Идя по одному из широких, зеленых бульваров Сохо, мимо расставленных на мостовой столиков баров и кафе, Бладшот вспоминал, как ходил сюда выпить с парнями из британских войск специального назначения. Да, Сохо мог оборачиваться местом очень даже гедонистическим, разгульным и шумным, особенно поздними вечерами, но сейчас казался просто одним из в меру людных, облагороженных и обновленных районов центра столицы. В сердце встрепенулось абсурдное, нелепое беспокойство о том, что в Лондоне Джина окажется слишком уж далеко от моря – как будто без моря она может засохнуть, рассыпаться в пыль на ладони и улететь по ветру, точно русалка в одной из старинных сказок.

А вот, за одной из старомодных красных британских телефонных будок, и ее дом – Сохо-Террейс, номер 71. Старенький особнячок с террасой, белые стены, дощатые ставни на окнах первого этажа, над средним из верхних окон развевается по ветру полотнище «Юнион Джека»…

У крепких двустворчатых дубовых дверей Бладшот остановился, замешкался. Именно в таком доме и хотелось бы жить Джине, обернись ее жизнь по-иному! На миг восторг затмил все его нетерпение. Пожалуй, ради такого стоило пройти сквозь всю эту боль и кровь. Чтобы добраться сюда, стоило повоевать.

Все колебания разом забылись. Подняв руку к кнопке дверного звонка, Бладшот проводил взглядом черный кэб, проехавший мимо. Нет, о том, что и это – обман, еще одна жестокая шутка Хартинга, он не желал даже думать. Палец на кнопке звонка дрогнул лишь самую малость.

Долго ждать на пороге ему не пришлось.

Дверь распахнулась, и Джина шагнула навстречу.

Ясное дело, выглядела она иначе, старше. Конечно, со дня расставания прошла максимум пара месяцев, но скорбь делает с людьми и не то. Сменила она и прическу, и даже манеру одеваться: незнакомый зеленый джемпер, джинсы, кроссовки… В прошлом она по каким-то личным причинам даже в повседневный наряд старалась внести какую-нибудь изюминку, но эту перемену тоже можно было списать на скорбь, или на розовые очки Бладшотовой памяти, на воздвигнутый им для нее пьедестал. Внезапно Бладшота охватил ужас: сколько же в его памяти ложного, имплантированного? Надо полагать, большая часть – настоящая, но что, если нет? Усилием воли он подавил страх: ведь сейчас Джина здесь, перед ним!

Лицо ее сохраняло сдержанное равнодушие, с каким отворяют дверь незнакомцу. Это казалось довольно обидным, но в следующий миг Джина узнала его.

– Рэй?

А он ведь почти позабыл, что это – его настоящее имя…

– Джина! – откликнулся он, шагнув вперед.

Джина обняла его, но как-то не так. Сдержанно. Будто друга, но вовсе не мужа, не любимого и единственного.

– Что ты здесь делаешь? – спросила она.

– Джина, ты себе не представляешь, что мне пришлось пережить.

Тут он ненадолго замялся, не зная, с чего начать. Столько безумных событий… поди это все объясни! Особенно если самому пережитое кажется чистой фантастикой.

– Ну, зная тебя… видимо, все это секретно.

Нет, встречу с женой он представлял себе вовсе не так. Откуда в ней эта сдержанность? Отчего она, скорее, удивлена, чем рада, счастлива видеть его?

– Это точно. И куда сумасброднее, чем обычно… но теперь-то я дома.

Джина приподняла брови, и Бладшот почувствовал первые трещинки, первые разногласия. Определенно, происходило что-то не то, однако ему не хотелось с этим мириться.

– Дома? – переспросила она.

– Да, – подтвердил он. – Я вернулся.

Эти слова не подействовали.

– Вернулся к тебе.

«Да отчего же и это не действует?»

Джина просто смотрела на него во все глаза, сбитая с толку, в явной нерешительности.

– Да что же стряслось? – спросил он, чувствуя, как внутри, в душе, что-то рушится, распадается на куски.