Кроме всего прочего, Трапезников обучал Грозу и Павла отдавать мысленные приказы, не глядя людям в глаза, даже стоя у них за спиной! Это он называл непрямым или отдаленным внушением.

У Павла мыслепередача получалась, как всегда, прекрасно, однако воздействия на объект он не мог добиться.

Для Грозы это тоже оказалось непостижимым… Впрочем, Трапезников собирался заниматься развитием этих навыков и на даче, так что времени впереди было достаточно.

… – Господи! – воскликнула вдруг Лиза с таким ужасом в голосе, что все повернулись туда, куда смотрела она.

И оторопели!

Навстречу медленно двигался открытый черный «Кадиллак», в которых разъезжало только самое высокое большевистское начальство. В автомобиле сидели несколько мужчин в черных и коричневых кожанках, которые теперь стали самой модной одеждой. Они повернули голову и хохотали, наблюдая за велосипедисткой, которая нагоняла автомобиль.

Это была девушка с великолепными светлыми, золотистыми волосами, отметенными ветром назад. На ней была такая же кожаная тужурка, как на мужчинах в автомобиле, и пышная красная юбка. Юбка развевалась, позволяя видеть ноги до колен: ноги в белых чулках и коротких сапожках из отличной телячьей кожи. А вслед за велосипедом неслась, как угорелая, белая лохматая собачка, заглушая своим звонким лаем рокот автомобильного мотора.

Вскоре и автомобиль, и велосипедистка с собачкой исчезли за углом.

Гроза таращился вслед, не веря глазам.

Да ведь это же Марианна! Марианна с Белоснежкой!

Марианна в Москве?! Но Лиза говорила…

Может быть, она не знала, что ее сестра вернулась из Петрограда?

Он обернулся и наткнулся на презрительный взгляд Лизы:

– Ну что? Побежишь за ней? Глаза заблестели! Давай я скажу тебе, где она живет, чтобы ты мог потоптаться под ее окнами? – выкрикнула она запальчиво. – Хотя нет, тебя туда не пустят, ведь она живет в Кремле! Служит пишбарышней в секретариате у большевиков.

– Красота редко сочетается с мудростью, это еще древними подмечено, – пробормотал Николай Александрович. – А впрочем, женщина всегда изменчива и непостоянна, что тоже констатировано века назад!

– Папа, да перестань! – взвизгнула Лиза. – Вечно ты за нее заступаешься!

– Я заступаюсь? – опешил Николай Александрович. – Да я только сказал…

– А эти, в автомобиле, знаешь кто? – перебила Лиза, снова повернувшись к Грозе. – Комиссары! И Виктор Степанович Артемьев среди них. Отец Марианны. Он ее и пристроил в секретариат.

– Ты говорила, она в Петрограде, – пробормотал Гроза.

– Вернулась еще в марте, когда все новое правительство в Москву перебралось, – буркнула Лиза.

– Значит, ты соврала мне…

– Да! – вызывающе бросила Лиза. – Нарочно соврала! Мне про нее и говорить противно! Мы с ними не знаемся! Они изменники и предатели! Их всех немцы подкупили, чтобы Россию погубить! Если хочешь – давай беги за ней, только к нам потом не возвращайся!

– Тихо, тихо, – одернул ее отец. – Успокойся. Да, товарищ Артемьев – это воистину obscura persona[41]! Ведь все свои немалые, весьма немалые оккультные таланты он употребил на благо этого кровавого чудовища по имени Революция.

– Артемьев тоже оккультист? Несмотря на то что комиссар? – недоверчиво спросил Павел. – Но ведь комиссары все безбожники… атеисты…

– Все средства хороши для того, чтобы овладеть сознанием народа, – зло ответил Трапезников. – Артемьев сейчас собирает под свои знамена моих бывших коллег. Академик Бехтерев – я ведь учился у него! – работает на них! Все силы его Психоневрологического института трудятся на революцию. Ну что ж, ему пообещали исполнить его заветную мечту: создать Институт по изучению мозга и психической деятельности! От прежних властей он не мог этого добиться, вот и поддался соблазну… Прав, прав был великий Овидий, сказавший некогда: «Дары пленяют людей и богов!» Да и Александр Васильевич Барченко стал с большевиками сотрудничать. Несравненный хиромант, оккультист, писатель! А Бернард Кажинский с его биологической радиосвязью?! А Владимир Дуров, гениальный дрессировщик?! Накануне войны он обучал дельфинов размещать на днищах вражеских кораблей мины! И что теперь? Он тоже с большевиками! Он в фаворе у новой власти! Подобно своим собачкам, стал большим мастером вилять хвостом перед сильными. Его опыты с внушением животным большевики собираются использовать в своих целях. Звали и меня в свою шайку, но я никогда не буду трудиться на пользу этих чудовищ.

Гроза не был так категорично настроен против новой власти, а потому с недоумением посмотрел на Николая Александровича.

Трапезников мрачно покачал головой и продолжил:

– Ни к чему хорошему это не приведет. Настанет время, когда вся Россия покорно склонит спину, подавленная психологической обработкой, которую начали проводить с ней большевики, чтобы подавить в народе всякий протест и заставить его обожествлять красных вождей, как народы Древнего Египта обожествляли своих фараонов. Египетские жрецы владели техникой массового внушения в совершенстве! Барченко и Кажинский изучали эти методики. И теперь он отдаст их большевикам… Но я и сам не стану этим заниматься, и не допущу, чтобы ваши светлые способности приносили пользу убийцам России.

Трапезников обвел полубезумным взглядом трех ребят, которые смотрели на него потрясенно, испуганно. И попытался успокаивающе улыбнуться:

– Ничего! Мы еще боремся! Я не один! Есть люди, которые…

И вдруг осекся, потер лоб, сдвинув на затылок шляпу.

– Я сейчас сказал вам то, чего, пожалуй, говорить не следовало. Бросил в запальчивости… Я просто не способен даже думать спокойно о том, что могучие способности человеческой психики могут быть поставлены на службу людям, которые уничтожают нашу страну. Мы пытаемся сопротивляться, да, но вы должны молчать об этом. Понятно? Иначе погибнет очень много хороших людей. И в их числе – я, хотя меня, возможно, назвать хорошим человеком и нельзя.

– Папа, ты самый лучший, – пробормотала Лиза, прижимаясь в нему. – Мы тебя ни за что не выдадим, ни я, ни Павел, правда?

Молчаливый, насупленный Павел сосредоточенно кивнул.

– А ты? – Она непримиримо взглянула на Грозу.

Николай Александрович тоже смотрел на него. Этот взгляд коснулся лица Грозы и словно бы растекся по нему… Потом расползся по телу и сковал движения. Затем Гроза почувствовал, что прохладные пальцы Николая Александровича касаются его лба. При этом Гроза видел, что Трапезников сидит неподвижно.

От этого ощущения чужих пальцев в своей голове стало так больно и страшно, что он не выдержал. Сильно тряхнул головой, освобождаясь, резко провел по лицу рукой, сдирая невидимую пелену. Сразу стало легче дышать.

Николай Александрович отпрянул и чуть не свалился с сиденья пролетки.