Когда бак все-таки установили и присоединили к нему трубы, Бахрин вдруг отказался платить и, чтобы прекратить споры, быстро собрался и уехал из Тренгану «по делам». Мы с Мак не знали, что делать, – нам обеим было известно, что, если Бахрин принял решение, ничто не заставит его передумать. Мак поворчала, что ее сын всегда, даже в детстве, был кедукут, то есть жадным, и мы принялись размышлять, где же нам добыть семьсот ринггитов. Все подаренные мне на свадьбу деньги из хантар-беланджара были давно уже истрачены на новую электрическую плиту, холодильник и мебель. Единственное, что мне оставалось, – это продать что-нибудь из моих украшений. Мак обо всем договорилась и подыскала посредника, чтобы не раскрывать подлинное имя владельца. Впоследствии мне неоднократно приходилось прибегать к этой мере, когда Бахрина одолевал очередной приступ скупости и он, обвиняя меня в неумеренном транжирстве, отказывался выдавать мне деньги на хозяйство или оплачивать счета за электричество и телефон. Однако когда из-за недостатка средств мне приходилось урезать наше меню, он не только отчитывал меня за неумелое ведение хозяйства, но мог и ударить.

За все время, проведенное в Тренгану, я так и не смогла привыкнуть к тому, что творится на местных рынках. Они оказались совсем непохожими на чистые и оборудованные холодильниками и металлическими прилавками помещения, в которых я покупала продукты в Австралии. Я нигде не видела такой невероятной грязи и антисанитарии, как на местных продуктовых рынках с их смердящей открытой канализацией и горами облепленного мухами мусора, громоздящимися в непосредственной близости от рядов с пищей. Баки с мясными отходами и гнилыми фруктами тряслись как живые, потому что крысы устраивали в них драки за самые лакомые куски. Никаких холодильников для мяса и рыбы здесь не было и в помине, а о прилавках из нержавеющей стали никто не слышал. Говядина считалась в Тренгану редким деликатесом, импортировалась из Америки и Австралии, а потом самолетом доставлялась из Куала-Лумпура, и получить бифштекс можно было только в самых дорогих отелях.

Мясо и свежие фрукты вообще были самым дорогим товаром на рынке, и простые люди почти не могли позволить себе ни того, ни другого. Самым распространенным в Тренгану было буйволиное мясо, жесткое, как старый башмак, и далеко не всегда свежее, которое ели, однако, и в королевской, и в обычных семьях. К тому же его не разделывали на привычные мне порционные куски – такие как вырезка, лопатка или огузок. Вместо этого на прилавках лежали большие кучи искромсанного мяса, срезанного с неизвестных частей тела животного. Курицы стоили очень дорого, и их забивали и ощипывали прямо на глазах у покупателя. Я старалась их не покупать из-за подозрительной пухлости, вызванной, несомненно, тем, что их щедро пичкали антибиотиками и стероидами, что было вообще очень распространено в Малайзии. От этих препаратов несчастные птицы раздувались до такой степени, что между мясом и кожей образовывалась прослойка из желтоватой жидкой массы. Основой малазийского меню являлась рыба во всех видах: от высушенных анчоусов до стейков из тунца.

В главном зале центрального рынка Тренгану на старых каменных прилавках торговали буйволиным мясом и рыбой, креветками, неощипанными курицами и изредка – кусками козлятины. По прорезанным в камне сточным канавкам стекала вода, смешанная с кровью, рыбьей чешуей и потрохами. Овощи, фрукты, орехи, рис, сладости кустарного производства и сезонные деликатесы – такие как черепашьи яйца или плоды дуриан – продавались снаружи, прямо под открытым небом. Сморщенные старухи на корточках сидели рядом со своим товаром и визгливыми голосами зазывали покупателей. На ногах у старух были пластиковые шлепанцы с открытыми носами, а их зубы почернели от постоянного пережевывания орехов бетель. Все мои родственницы дружно убеждали меня, что я не должна ходить на продуктовый рынок. Они сами скорее умерли бы, чем показались в таком месте. За них все покупки совершали шоферы или слуги. Должна признаться, что, несколько раз сходив за продуктами в сопровождении служанки, я тоже с удовольствием передоверила эту обязанность нашей кухарке, хотя та постоянно все путала. Очень немногие из слуг королевской семьи были грамотными.

Тенку Залия, моя свекровь, настаивала, чтобы еду для нас готовили в дапуре – кухне, находящейся вне дома и представляющей собой хижину, негодную ни для жилья, ни тем более для приготовления пищи. Но Мак терпеть не могла запаха стряпни, а к тому же она предпочитала, чтобы кухарки пользовались керосинками, а не газовыми плитами, чего, разумеется, не стоило делать в жилых помещениях. В ее доме имелась и кухня, устроенная по европейскому образцу, с холодильником и электрической плитой, но там она только разогревала блюда и готовила еду для своих кошек. В зависимости от настроения Мак у нас были то две кухарки, то одна общая. Свекровь считала своим неотъемлемым правом и обязанностью нанимать и рассчитывать не только своих, но и наших слуг, и довольно часто делала это без всяких оснований, просто повинуясь минутному капризу.

Хотя за все время моего пребывания в Малайзии я не видела от Мак ничего, кроме доброты и поддержки, жить так близко со свекровью было все-таки нелегко. Она приходила в мой дом и уходила из него, не дожидаясь приглашения, и, видимо, считала, что и я должна поступать так же. В тех редких случаях, когда Бахрин брал нас с Аддином с собой в Куала-Лумпур, возвращаясь, я обязательно обнаруживала, что свекровь взяла на себя труд переложить все мои вещи в шкафах или переставить мебель. Она, не смущаясь, перебирала даже нижнее белье, а иногда устраивала ревизию моего гардероба и отдавала вещи, которые считала ненужными, бедным. Этикет запрещал мне жаловаться или выражать неудовольствие. Однажды я все-таки не сдержалась, и после этого Мак не разговаривала со мной несколько недель и общалась только через сестер или слуг. Я должна была быть не просто тактичной – я должна была быть немой.

Еще в самом начале своей новой жизни я поняла, что, оставшись без поддержки свекрови, очень скоро стану парией в королевской семье. К тому же строптивую невестку могли легко поменять на новую, более покладистую. Безоговорочная поддержка, которую всегда оказывала мне Тенку Залия, и дружба с Эндах – вот два фактора, которые в глазах семье перевешивали многие мои недостатки. С такими защитницами я могла не опасаться, что кто-нибудь посмеет относиться ко мне с пренебрежением.

Мак курила одну сигарету за другой и маниакально любила мыться; она проводила в ванной по два-три часа каждый день. Ни разу в жизни она не приготовила ни одного обеда, не постирала своего белья, не прочитала ни одной книги, кроме Корана и религиозных трактатов. Она обожала кошек, и у нее во дворце жило пятнадцать наглых животных, которым разрешалось абсолютно все. Тенку Залия, дочь султана Тренгану и короля всей Малайзии, у которого было четыре жены и десяток детей, с детства прониклась верой в неоспоримое мужское превосходство, и эта вера накладывала отпечаток на каждое ее слово и поступок. Она росла в атмосфере дворцовых интриг, сплетен и соперничества. Ее властный отец контролировал каждый шаг своих детей и внуков, нисколько не задумываясь о том, как они будут жить, когда его не станет. В результате подобного воспитания девочки в королевской семье выросли совершенно беспомощными, и единственным выходом для них было прямо из-под власти отца перейти под власть выбранного им мужа.