Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– С настоящего момента я больше не хочу, чтобы вы называли моего старшего сына Маленьким Эвертом, – сказал Большой Эверт. – Сейчас мы два Эверта, и это правильно, поскольку именно он получит бразды правления после меня.
«Ты, Альф, должен стать моим Шерлоком Холмсом, поскольку я Майкрофт», – подумал Ларс Мартин Юханссон, когда ему в голову пришла блестящая идея. Майкрофт Холмс был старшим братом великого сыщика, и ему даже не требовалось вставать с его удобного кресла, чтобы раскрыть самые сложные преступления. Пожалуй, такая аналогия в данный момент подходила ему лучше всего, поскольку он сам сейчас проводил большую часть времени лежа на диване в своем кабинете. Таким образом, он мог получить все необходимые данные, и у него также не возникло ни малейших проблем с тем, чтобы вспомнить имя старшего из братьев Холмс.
Сейчас собственный Шерлок Юханссона, бывший главный ревизор Альф Хульт, сидел справа от него, слегка наклонившись вперед в кресле, которое он подтащил к дивану, чтобы его шурину не понадобилось лишний раз напрягаться. Как всегда сосредоточенный, готовый к встрече с самыми изощренными, коварными намерениями и хитроумными ловушками.
– Маргарета Сагерлиед и ее муж Юхан Нильссон, – задумчиво произнес Альф Хульт и кивнул в сторону собственных записей.
– И старая уборщица Сагерлиед, Эрика Бреннстрём, – добавил Юханссон.
– Ну, не очень и старая, – проворчал Хульт. – Если твои данные верны, она, наверное, на несколько лет моложе нас с тобой.
– Никаких проблем с ними не будет? – поинтересовался Юханссон. – У меня есть личный код Сагерлиед. Что касается Эрики Бреннстрём, я знаю только имя и номер телефона, который дал тебе.
– Никаких, – подтвердил Альф Хульт, легко качнув головой. – Что ты хочешь знать?
– Все, – ответил Юханссон.
– Все, – повторил его зять. – Тогда, пожалуй, стоит объяснить тебе, что подобное может легко зашкалить в части расходов.
– Не имеет значения, – сказал Юханссон, небрежно махнув рукой, он ведь был вторым по состоятельности в семье.
– Ты хочешь получить все в течение недели?
– Точно, – подтвердил Юханссон. – То есть у тебя хватает времени выкурить три твои трубки.
«А Майкрофт ведь, кажется, курил сигары», – подумал он.
– Конан Дойл никогда не был моим любимым писателем, – констатировал Альф Хульт. – Слишком уж он идеалист, на мой вкус.
Понедельник. Новая неделя и еще один день его жизни, который прошел почти впустую. Завтрак, лечебная гимнастика, плановый визит к Ульрике Стенхольм сорока четырех лет без намека на морщины на гладкой белой шее. Невролога, дочери священника. Очень похожей на белку, когда она крутила своей головкой с белой, коротко подстриженной шевелюрой.
– Как у тебя дела?
– Двигаюсь вперед, – сказал Юханссон.
«Черт с ней, с постоянной головной болью, с давлением в груди и с бесполезным придатком, в который превратилась правая рука. Кончай ныть».
– У меня такое же впечатление, что ты двигаешься вперед, – согласилась она. – Физиотерапевт очень тобой довольна, кстати. И по словам Пии, у тебя дома тоже все работает как часы.
– А как твои дела? – поинтересовался Юханссон.
– Ничего. – Ульрика Стенхольм покачала головой. – Я просмотрела все бумаги отца. Все пакеты и картонные коробки, и, будь уверен, действовала очень тщательно. Но не нашла ничего, кроме заколки и конверта, в котором она лежала.
– Но что-то ты все-таки, наверное, нашла, – возразил Юханссон.
– Ничего, касающегося Жасмин. Несколько старых программ выступлений Маргареты Сагерлиед в церкви Бром-мы, пару приглашений моим родителям на ужин к ней домой в ту пору, когда ее муж еще был жив, несколько старых фотографий, скорее всего сделанных, когда папа и мама гостили у нее и ее мужа. На одной она поет в церкви. По-моему, ее сделали во время рождественской мессы в семидесятые. Я положила их сюда, – сказала она и протянула коричневый конверт.
– Это все?
– Да, все, – ответила Ульрика Стенхольм. – А как дела у тебя?
– Нормально, – сказал Юханссон. – Скоро я возьму его.
– Ты знаешь, кто это? Можешь рассказать?
Ульрике Стенхольм с трудом удалось скрыть удивление.
– Обещаю, ты первой все узнаешь, – заверил Юханссон. «Почему я так сказал?» – подумал он.
– Обещаешь?
– Обещаю.
– Я чувствую себя предателем, – поведал его лучший друг три часа спустя.
– Я слушаю, – сказал Ларс Мартин Юханссон, уже просчитав, как обстояло дело.
Повторилась обычная история с семейными отношениями и неожиданными сложностями, порой возникающими на ровном месте. Все началось с того, что у Ярнебринга появился новый автомобиль. И пусть он даже получил его за полцены, по мнению супруги Ярнебринга, у них хватало проблем поважнее и было куда тратить деньги. Особенно у двоих людей, живущих на ее зарплату полицейского и его пенсию.
– И что тебе пришлось сделать? – спросил Юханссон, хотя уже знал ответ.
– Сдался, – ответил Ярнебринг. – Она купила горящую путевку для нас в Таиланд. Отпуск любви. По ее мнению, ей надо взять бразды правления в свои руки, если она хочет сохранить меня. Всего только неделя.
– В разгар шведского лета, – констатировал Юханссон, внезапно почувствовав возбуждение, которое отныне неизменно приходило на смену его головной боли, неприятным ощущениям в груди, страхам, злости и унынию.
– Ах, эти женщины… – проворчал Ярнебринг.
– Я справлюсь, – сказал Юханссон.
«Только обещай ничего не говорить моему брату».
– Я уже разговаривал с твоим братом, кстати, – сообщил Ярнебринг, словно научился читать чужие мысли.
– И что он сказал?
– Что не стоит позволять бабам командовать. А потом порекомендовал несколько хороших мест в Таиланде.
«Похоже на Эверта», – подумал Юханссон.
Как только Ярнебринг покинул его, вошла Матильда и принесла ему большую чашку чая и бутерброд. Грубый ржаной хлеб, салат, порезанные кружочками помидоры, все от души покрыто слоем вяленого мяса. И он снова испытал угрызения совести.
– За мной так не ухаживали с тех пор, как я в раннем детстве лежал дома больной, – сказал Юханссон.
Матильда кивком указала на ящики с бумагами, стоявшие на полу рядом с диваном:
– Работаешь над каким-то старым делом? Ты же знаешь, насколько важно для тебя сохранять спокойствие и не нервничать? Тебе надо научиться расслабляться.
– Случай как случай, – проворчал Юханссон. – Старое нераскрытое убийство.
– Убийство – это круто.