— Целью данной встречи является определить, самостоятельно и добровольно ли г-н Юрченко принял решение возвратиться в Советский Союз.

Исаков, едва дождавшись окончания вводных ремарок Уайтхеда, ответил в своей раздражающей и даже навязчивой манере.

— Господин Ю-у-у-рчинка впервые в вашей стране свободно выражает свою волю. Его решение возвратиться домой было принято, безусловно, свободно. Господин Ю-у-у-рчинка, — Исаков снова намеренно подчеркнул свое собственное произношение фамилии Юрченко, — никогда не был в США по своей собственной воле…

Прервав Исакова, Уайтхед заявил:

— Мы собрались здесь только для того, чтобы определить, что г-н Юрченко хочет покинуть Соединенные Штаты. У нас более чем достаточно доказательств, что г-н Юрченко по своей собственной воле прибыл в США в августе текущего года. Мы хотим услышать ответ самого г-на Юрченко.

Юрченко оживился, почувствовав какой-то прилив энергии, напомнив мне себя таким, каким я впервые увидел его. Он ответил по-английски.

— Я возвращаюсь в Советский Союз после того, как три месяца назад американские спецслужбы похитили меня в Риме. Я бежал от ваших спецслужб после того, как они пичкали меня наркотиками. — Повернувшись ко мне, он сказал: — Вот этот человек, Том Фаунтин, из ваших спецслужб, но я не думаю, что Том знает, что ко мне применяли наркотики. Но теперь я возвращаюсь домой.

Я ничего не ответил, и Джон Уайтхед завершил встречу так же быстро, как и начал ее.

— Теперь ясно, что г-н Юрченко решил возвратиться в Советский Союз, — сказал он. — Мы будем уважать это решение, независимо от того, как оно было принято. Благодарю вас, господа, за то, что вы пришли сегодня сюда.

Аэропорт Даллеса. 5 ноября 1985 года, 16:15

Телевизионные камеры следили за Юрченко, когда он поднимался по трапу чартерного рейса «Аэрофлота» в своем плаще фирмы «Бэрбери». В какой-то миг он остановился, потом обернулся и помахал рукой, скорее с вызовом, чем просто прощаясь. Агенты ФБР Рочфорд и Брос стояли у основания трапа рядом с аэродромной обслугой, но Юрченко не намерен был возвращаться. Заметив обоих агентов, с которыми сблизился за последние три месяца, на секунду приостановился и улыбнулся им. Казалось, что он колеблется, не протянуть ли им руку, но он овладел собой и продолжил путь по трапу без задержки.

В штаб-квартире ЦРУ все следили за отъездом Юрченко. Род Карлсон напряженно вглядывался в «почетный караул». Он обернулся к Полу Редмонду.

— Это «Пимента».

— Который? — спросил Редмонд.

Вчера вечером он был у Карлсона, когда «Пимента» позвонил и сказал, что включен в состав «почетного караула» и на неделю вылетает в Москву.

— Второй, тот, который выглядит помоложе.

Позже в кабинете Гербера Редмонд поделился дурным предчувствием, возникшим от того, что еще один американский шпион неожиданно вылетал в Москву.

— Меня это тревожит, — сказал Редмонд. — Тревожит отъезд «Пименты».

— Ховард знал о деле «Пименты»? — вопрос Гербера был обращен к Редмонду.

— С «Пиментой» не собирались работать в Союзе. Я проверю по документам. Ховард мог что-то видеть, но это нам ничего не скажет. Ты же знаешь, как тут у нас циркулируют секреты.

— А как в ходе опроса Юрченко? — спросил я. — Не слишком ли много внимания мы уделили линии «ИКС»? Могло ли быть, что по вопросам ЦРУ и ФБР Юрченко понял, что у американцев есть источник на линии «ИКС», занимавшейся научно-технической разведкой? «Пимента» как раз был работником линии «ИКС» вашингтонской резидентуры.

— Всегда возможно, — заметил Редмонд. — Род может поговорить об этом с Эймсом и другими и выяснить, что они думают. Но это уже ничего не изменит. У нас еще один провал.

— Я это проверю, — сказал Карлсон, руководивший работой двух сотрудников, опрашивавших Юрченко. — Эймс в пятницу возвращается с языковых курсов.

В ходе опросов Юрченко рассказывал, что Ховард сообщил КГБ о некоем «сердитом полковнике», который предложил свои услуги ЦРУ в Будапеште. Это должен быть «Аккорд».

В середине сентября Москва сообщила: «Аккорд» подал сигнал, что хочет передать информацию. Но теперь советский отдел опасался, что КГБ идентифицировал «Аккорда» как полковника советского ГРУ Владимира Михайловича Васильева. Существовала большая вероятность попадания в засаду, если ЦРУ выйдет на встречу с «Аккордом» в Москве.

И вот, прежде чем дать Москве зеленый свет на встречу с «Аккордом», меня попросили поговорить с Юрченко и попытаться определить, насколько КГБ продвинулся в установке «сердитого полковника», упомянутого Ховардом.

— Что вы можете сказать о «сердитом полковнике», которого выдал Ховард? — спросил я его во время одной из встреч на конспиративной вилле Ковентри.

На какой-то момент Юрченко проявил раздражение.

— Том, я уже много раз повторял историю «сердитого полковника». Она всегда была одной и той же.

— Я знаю, но теперь это важно.

— У вас с ним встреча сейчас? — в голосе Юрченко прозвучала заинтересованность.

— Мы пытаемся определить, что делать. И вы можете помочь. Я хочу, чтобы вы еще раз рассказали, как далеко разработка полковника продвинулась на момент, когда вы в августе пришли к нам.

Юрченко задумался.

— Мы проверили всех полковников КГБ в Венгрии, включая всех полковников КГБ в Южной группе войск. Но результатов нет. Работа шла очень медленно. Но если они проявят терпение, то найдут его.

Я снова отметил, что Юрченко исходил из предположения, что «Аккорд» был полковником КГБ, а не военной разведки, как это было на самом деле. Ховард дал КГБ неверную информацию об «Аккорде» и направил его по ложному следу, на поиск в Венгрии полковника КГБ, а не полковника советских вооруженных сил.

— Если они найдут этого полковника и заставят работать под контролем, могут они так быстро организовать засаду?

— Возможно. Это политика людей с площади Дзержинского. Полковник — это очень важно. Но думаю, что они его не нашли. Думаю, что вы можете с ним встретиться. Я бы это сделал.

На следующий день Москве разрешили провести с «Аккордом» тайниковую операцию. Через неделю операция была проведена без каких-либо осложнений. В тайнике оперработники ЦРУ нашли фотографии важных советских военных документов, завернутые в пластик и сверху в грязную тряпку, которую легко было принять за мусор. В советском отделе известие о благополучно проведенной операции вызвало облегчение. Но оно длилось недолго.

Лэнгли. 19 ноября 1985 года, 10:00

— С «Пиментой» все ясно.

Пол Редмонд стоял на пороге моего кабинета.

— Что?

— Из ФБР нам только что сообщили, что жена «Пименты» получила звонок из Москвы — они не уверены, кто звонил, — но ей сказали, что он повредил ногу, какой-то глубокий порез, после того как прибыл в Москву с Юрченко. Теперь ему предстоит какая-то сложная операция по восстановлению поврежденных нервов. Звонивший сказал, что это довольно серьезно и она должна вместе с детьми возвращаться домой. Она уже собирается.