«Изучив это дело самым тщательным образом, я пришел к выводу, что не могу совершенно исключить вероятность того, что Александр Манюченко был отравлен, однако, основываясь на всех представленных свидетельствах, я считаю это маловероятным», – указал в своем вердикте коронер. По его словам, сложно было выдвинуть правдоподобную версию о том, когда Манюченко мог получить дозу яда. С утра в день смерти Манюченко выглядел совершенно здоровым. Едва ли он вышел бы на пробежку, если бы чувствовал себя нехорошо. Версия о том, что яд мог быть введен ему во время самой пробежки, не подтверждается ни осмотром тела, ни свидетельскими показаниями…»

«А почему, собственно, мне так хочется, чтобы Манюченко отравили? – подумал я. – Ну, не люблю я президента и всю эту его военно-гэбистскую компанию, но это же не означает, что надо вешать на него всех собак… Надо стараться быть объективным. Как коронер Джиллард».

«…В поисках возможных мотивов для убийства россиянина Николас Джиллард уделил пристальное внимание той роли, которую Александр Манюченко играл в политической жизни, и пришел к выводу, что тот не может считаться видным оппонентом российских властей, чтобы стать объектом политического покушения…»

Вот тут я бы, пожалуй, поспорил с уважаемым коронером. Конечно, Манюченко – не Троцкий, но возможности досадить Кремлю у него были. А значит, и мотивы убрать экс-банкира тоже были! А еще это могло быть демонстрацией. Показать всем реальным и потенциальным противникам режима, что их везде достанут… Впрочем, если бы я хотел что-то кому-то показать, то действовал бы иначе, открыто и даже вызывающе… Взорвал бы Манюченко или расстрелял из автомата. Чтобы всем стало понятно, это – казнь! А так остается какая-то недосказанность… Или это для посторонних недосказанность? А тем, кому это было адресовано, все понятно? Черт, вот и думай как хочешь!

«Коронер добавил, что МВД Великобритании также не нашло оснований для того, чтобы связать смерть Манюченко с Россией и начать новое полицейское расследование. Джиллард назвал малоправдоподобными и неподтвержденными сообщения СМИ о том, что предприниматель был якобы убит по указанию Кремля, а британские власти пытаются замять расследование, чтобы не осложнять отношений с Москвой…»

Ну конечно!

«Член парламента от Консервативной партии и известный критик Кремля Энтони Балдер, комментируя вынесенное решение, заявил, что оно порадует российские власти. «Президент России сегодня будет праздновать, так как британский судья признал, что Манюченко умер по естественным причинам, а не от яда, – заявил он в интервью Би-би-си. – Расследование было полностью погублено некомпетентностью полиции Суррея, потерявшей или уничтожившей большинство ключевых улик».

Вот, собственно, и все. Точка. Я еще раз быстро пробежал текст сообщения… Понятно, почему Гребешков за него ухватился. Сейчас прокремлевские СМИ подхватят это известие и донесут до каждой яранги. «Провал антироссийской провокации!» Обязательно будут сюжеты на федеральных телеканалах, но там, скорее всего, вымарают комментарий Балдера. А у нас, может, и не вымарают, но зато поставят в раздел «Происшествия», рядом с каким-нибудь пожаром, подчеркнув тем самым, что дело неполитическое. Так или иначе – все равно вольемся в дружный хор. Противно! Ведь если разобраться, заключение Джилларда ничего не доказывает – ни того, что Манюченко убили, ни того, что его не убивали. Коронер что говорит? Манюченко умер. Это – единственный непреложный факт. Большинство людей умирают своей смертью, меньшинство – не своей. Твердых доказательств, что беглый финансист был убит, нет. Ergo? Скорее всего, он умер сам. Но «Перископ» же так не напишет, мы будем подавать «как надо»: «Британский коронер признал смерть бывшего финансиста естественной». Эх, переписать бы тут все сейчас… Да кто же даст? Новый редактор отдела политики Кургузов – трус и подхалим! – тут же побежит к главреду и нажалуется на меня: Кораблев – тайный враг, опять неправильно расставил акценты. Гребешков вернет все в прежний вид и даже, может быть, мне не скажет. Господи, как это все надоело! Идите вы все к черту со своим президентом, шпионами и тайными спецоперациями! Сейчас переправлю письмо в отдел политики, потом получу от них статью, пройдусь слегка по тексту, уберу чересчур верноподданические пассажи, может быть, подсокращу и отправлю в корректуру. Потом наш бильд Света подберет фотографии, дизайнер Рома – быстренько сделает макет. Корректура еще раз посмотрит и вычистит последние опечатки. И все – с плеч долой! И кто я после этого, а? Заслуженный держатель фиги в кармане? Я участвую во всей этой пропаганде или нет? Хочется думать, что нет. Ведь моей подписи под заметкой не будет. А с другой стороны, получается, что участвую. Какой выход? Встать и уйти. Куда? Не осталось же приличных мест. Ну, это ты не преувеличивай! Есть еще приличные места. Там просто не так комфортно. Офисы похуже, зарплаты пониже. Время от времени обыски случаются, какие-то темные личности избивают журналистов бейсбольными битами. Но не до смерти же! Как правило… Только вот ради чего все это? Ведь никто ничего не читает! Всем все равно! Все постят котиков в Инстаграме. Или, в крайнем случае, поставят «Возмутительно» в ФБ и с чувством выполненного долга пойдут пить чай… Фрондеры! Послушай, а вот это уже не твое дело! Твоя задача – давать объективную информацию. По возможности, конечно. В меру сил, так сказать, и способностей. А уж сколько людей прочитает – не прочитает, поверит – не поверит, согласится – не согласится, это как бог даст… Нам не дано предугадать… Вот Славка Любомирский так рассуждал. Пока из окна не выпал при невыясненных обстоятельствах.

Я вздохнул, кликнул кнопку «переслать», и электронное письмо с тихим шелестом отправилось в отдел политики.

Москва, июль 1931 года

В дверь кабинета осторожно постучали.

– Да-да, войдите! – крикнул Павел Алексеевич, не отрываясь от чтения отчета доцента Сырнева об опытах с овариолизатом.

В комнату заглянула симпатичная молоденькая шатенка.

– Здравствуйте, Павел Алексеевич, – произнесла она, робко глядя на строгого профессора.

– Здравствуйте.

«Милая девушка, вот только не помню, как ее зовут… – подумал Заблудовский. – Кажется, она – секретарь директора».

Заблудовские переехали в Москву всего два месяца назад, и Павел Алексеевич переживал неприятные ощущения, связанные с привыканием к новому месту. Все вокруг было чужое, неудобное, странное. Незнакомые улицы вели неизвестно куда. По тротуарам текли толпы людей, среди которых не было ни одного знакомого лица. Даже русский язык звучал здесь как-то иначе. В квартире на Новинском до сих пор стояли неразобранными чемоданы, громоздились стопки книг. Серафима изо всех сил пыталась придать комнатам жилой вид, но пока это у нее не очень получалось. Квартира словно сопротивлялась попыткам новых хозяев навести в ней уют.

На службе Павел Алексеевич чувствовал себя увереннее, но и там все было непривычно. Институт