«Чтобы вида не портил», — как выразился Олег.

Из князей в гриднице в этот момент находились лишь он да Игорь со Всеволодом.

Всеволод соблазнился наготой грудастой служанки, что полусонная бродила между столами в поисках Своего платья. Мужчины, игриво похлопывающие её по бёдрам и ягодицам, видимо, не производили на рабыню никакого впечатления. Она даже не стала сопротивляться, когда Всеволод, завалив её прямо на стол, пристроился к ней сзади, спустив с себя порты.

Олег и многие его бояре при виде этого захохотали.

— Не боишься, брат, что жена войдёт?! — воскликнул Олег.

Внезапно в гриднице появилась Манефа в роскошном длинном платье тёмно-вишнёвого цвета, расшитом золотыми узорами на рукавах и по нижнему краю. На голове у неё было белое покрывало, скреплённое диадемой. Манефу сопровождали Агафья и несколько боярских жён, ночевавших в княжеском дворце.

— Прекратите непотребство! — властно промолвила княгиня.

Вся мужская братия враз остепенилась, смолкли скабрёзные шуточки. Мужчины принялись рассаживаться за столами, пряча усмешки при виде того, как Всеволод торопливо натягивает порты и выталкивает нагую рабыню из пиршественного зала.

— Не ожидала я от тебя такого, сын мой, — брезгливо сказала Всеволоду Манефа и прошествовала на своё место.

Всеволод был смущён до крайности.

Вскоре пришли киевский князь и брат его Ярослав. Няньки привели заспанную Ольгу и усадили рядом со Всеволодом. Не было только брата Ольги, Владимира.

— Видать, Владимир Глебович со вчерашних вин и медов подняться не может, — с усмешкой заметил Олег. И, как хозяин застолья, повелел начинать пиршество без него. «Оклемается, подойдёт».

Но прежнего веселья уже не было.

Князья и бояре завели разговор о событиях в Залесской Руси. Там недавно умер владимирский князь Михаил Юрьевич. Его место занял брат его Всеволод Юрьевич, до этого княживший в Переяславле-Залесском.

— Крутенько обходится Всеволод Юрьевич с боярами ростовскими да суздальскими, — промолвил кто-то из бояр. — С покойного Андрея Боголюбского пример берёт.

— Ну так и кончит как тот, — пробурчал другой боярин.

— Князь Всеволод меньших людей к себе приближает, торгашей да посадских, — прозвучал чей-то презрительный голос, — а людьми богатыми да имовитыми брезгует. Нешто это по-княжески?!

— А может, это бояре им брезгуют? — спросил Олег. — Я слышал, знать тамошняя шурина Всеволодова на стол владимирский посадить хотела.

— Хотела, да не сумела, — усмехнулся Святослав Всеволодович, не скрывавший своих симпатий к молодому суздальскому князю.

— Всеволод Юрьевич хоть и молод, а не промах, — вставил Ярослав. — Смерть князя Андрея многому его научила. Уж он на те же грабли не наступит!

Бояре киевские и черниговские недовольно загалдели:

— Чего ты князя Андрея поминаешь, Ярослав? Иль забыл, как его дружины Киев разграбили?!

— Все князья южнорусские Андрею кланялись, покуда бояре Кучковичи не избавили от этого, убив Андрея. Теперь Кучковичей сажей мажут, а убиенного князя Андрея, злодея и святотатца, чуть ли не в святые возводят!

— Верно молвишь, Твердислав! Верно!

— До чего у людей память коротка, а у князей и подавно!

Игорь не встревал в спор. Он думал о Вышеславе. Где он теперь? По-прежнему в Переяславле-Залесском иль подался во Владимир?

Друг его нашёл счастье с любимой женщиной, да ещё с какой красавицей! И Всеволоду с женой повезло. И Олегу...

Игорь отыскал взглядом среди боярынь Агафью, потом взглянул на Ольгу, о чём-то шептавшуюся со Всеволодом. До чего она мила, а будет ещё милее!

Игорь вышел из душного зала на двор и велел своим слугам готовить коней в дорогу.

Узнав, что брат собрался уезжать, да ещё так внезапно, Олег пришёл узнать, что случилось.

— Что за спешка?

— Жена у меня недомогает, — солгал Игорь. — Праздник на ум не идёт, все мысли о ней. Извинись за меня перед Всеволодом.

— Ну, коли так... сочувственно пробормотал Олег. И, обняв на прощание брата, вернулся во дворец.

Когда кони были осёдланы, появилась Манефа.

— Что с Ефросиньей? — сразу спросила она, взяв Игоря за руку.

Участие матери невольно тронуло Игоря, но ему тут же вспомнилось увиденное в бане, поэтому он неприязненно ответил, отдёрнув руку:

— Не помирает, не беспокойся.

— Может, лекаря надо?

— Есть лекарь.

— Ты чего-то недоговариваешь, сын.

— Все мы чего-то недоговариваем друг другу...

При этих словах Игорь пристально посмотрел матери в глаза. Она не смутилась, выдержав его взгляд.

Видя, что сын собирается вскочить в седло, Манефа спросила:

— Ты не хочешь обнять меня на прощание?

Игорь почувствовал, что мать не понимает причину его отчуждения к ней и теряется в догадках. Он шагнул к матери, но объятия получились неискренние.

Не желая затягивать прощание, Игорь вскочил на коня.

— Может, мне поехать с тобой? — просящим голосом окликнула его княгиня.

Игорь, не ответив, стегнул коня плетью и птицей вылетел за ворота. За ним следом с дробным топотом копыт устремилась свита.

Из пленённых половчанок Игорь присмотрел одну девицу, которую решил определить в няньки для своих младших сыновей. Стараясь не выказывать своих симпатий к красивой половчанке, Игорь сказал о своём намерении супруге, приведя половчанку в терем, где ей отныне предстояло жить.

Перед этим местные священники окрестили половчанку, дав ей православное имя — Елена.

Половчанка детям сразу понравилась, они стали называть её на русский манер Алёной.

Приглянулась новая нянька и Ефросинье. Она старательно обучала её русской речи, по нескольку раз повторяя одни и те же слова, велев и прочим слугам в присутствии половчанки не тараторить как сорокам, а говорить медленно и внятно. Вообще, в характере Ефросиньи определяющими были покровительство и доброта, причём покровительство ненавязчивое, а доброта самая бескорыстная.

Игорь же, наоборот, желая расположить к себе половчанку, принялся с её помощью изучать половецкий язык. Он и без того знал много слов на половецком наречии от отца, который свободно изъяснялся на языке степняков благодаря своей первой жене-половчанке.

Знал половецкий язык и Олег, который по матери был наполовину половцем, хотя по его внешности это было незаметно. Очень походила на свою мать-половчанку родная сестра Олега, Премислава, — она была замужем за смоленским князем Романом Ростиславичем.