В середине осени стало ясно, что новый поход на половцев не состоится по вине воинственного полоцкого князя, который ополчился на князя киевского из-за каких-то спорных земель за рекой Припятью. Святослава Всеволодовича поддержали Ростиславичи и Владимир Глебович, который первый подоспел к нему с дружиной из Переяславля.

Святослав звал в поход на Полоцк и черниговских князей.

Если Ярослав стал отнекиваться, ссылаясь на мнимые хвори, то Олег и впрямь вдруг сильно занемог — даже с постели поднимался с трудом.

Он пожаловался навестившему его Игорю:

— Нутро у меня огнём горит, спасу нет. Не ем, не сплю, только маюсь денно и нощно. Лекари твердят, что это от хмельного питья, а духовник мой утверждает, что это кара за грехи мои. Кому верить, брат?

— Всеволод больше твоего грешит, а здоров как бык, — ответил Игорь. — Думаю, лучше лекарей слушать, брат. А духовнику своему вели за твоё здоровье Богу молиться.

— Хочу в Елецкий монастырь податься, коль не полегчает, — признался Олег. — Может, схимники монастырские меня на ноги поставят.

— Делай, брат, — вздохнул Игорь, — как считаешь нужным.

Неожиданно в Чернигов нагрянул старший сын Ярослава Ростислав с отцовской дружиной. Оказалось, что Ярослав отправил сына на помощь Святославу.

— А чего же сам не пошёл? — спросил Игорь.

— Приболел тятя мой, — ответил шестнадцатилетний Ростислав, румяный, как девица.

В помощниках у Ростислава были седоусые Ярославовы бояре Клим Демьяныч и Прокл Фомич, по сути, они-то и руководили войском.

Вместе с сыном в Чернигов приехала супруга Ярослава, сестра Манефы, Марфа.

Она-то и поведала Олегу с Игорем, после того как новгород-северская дружина ушла из Чернигова, что муж её жив-здоров, а только притворяется хворым.

— Он не к мечу, а к злату больше тянется, — с усмешкой добавила княгиня Марфа. — Ему бы не князем, а резоимцем быть.

Марфа была на шесть лет моложе Манефы и походила на сестру не только внешне, но и своим нравом. Глядя на неё, можно было смело утверждать, что эта женщина предпочитает главенствовать, нежели подчиняться.

Если у Манефы голос был властный, но тихий, то у Марфы властный и громкий. И смеялась Манефа гораздо реже, и смех у неё был не столь заразителен, как у Марфы.

В остальном же сёстры были очень похожи: и светло-жёлтыми волосами, и серо-голубыми глазами, и властным росчерком губ, и даже изгибом бровей. У обеих по-восточному слегка выступали скулы и был заметен миндалевидный разрез глаз.

Зная норов своей супруги, Ярослав редко брал её с собой, отправляясь на какое-нибудь торжество в Чернигов или Киев. Вот и на свадьбе Всеволода Ярослав присутствовал один, без жены. По-видимому, это огорчило Марфу: она только и расспрашивала Манефу о юной жене Всеволода и о каждом из гостей. То, что жена Ярослава не прочь попировать, Игорь знал и раньше, поэтому он не удивился её поведению за столом, накрытым для гостей хлебосольной Агафьей.

Марфа чаще других прикладывалась к кубку с хмельным мёдом, и под конец застолья её прибаутки сделались всё более игривыми. Агафья не могла удержаться от смеха, слушая шутки Марфы и глядя на то, как она изображает в лицах спесивых бояр своего мужа.

Манефе поведение Марфы не нравилось, но она молчала и только недовольно хмурила свои изогнутые брови.

Игорь рано покинул застолье, не желая участвовать в пьяных бабских разговорах.

Он направился к больному Олегу, желая заранее проститься с ним: собирался завтра рано поутру выехать из Чернигова в обратный путь.

— Зря ты отговорил Всеволода от похода на полоцкого князя, — измученным от болезни голосом молвил брату Олег. — Святослав ещё чего доброго разобидится на нас за это. Мол, мы Ольговичи, а его, Ольговича, не поддерживаем.

— Пустое, брат, — сказал Игорь. — Святослав и без нашего участия управится с полоцким князем. Князь смоленский с братом Рюриком к нему на подмогу выступили, да Владимир Глебович, да сын Ярослава... Одолеют они полочан и без нас. И не отговаривал я Всеволода в поход идти, только сказал ему, что сам не пойду.

— Вот Всеволод и не пошёл к Святославу, на тебя глядючи, — вставил Олег. — Он ведь больше твоим умом пробавляется.

Игорь спрятал в усах усмешку. Он и сам знал эту слабость Всеволода, который не любил ввязываться в княжеские свары без него.

За окнами сгустились холодные сумерки, когда Игорь покинул больного брата, отправившись почивать. Неожиданно в полутёмном переходе ему преградила путь статная женская фигура в длинном богатом одеянии.

Женщина обняла Игоря за шею обеими руками и прошептала, дохнув в лицо хмельным запахом:

— Истомилась я, тебя дожидаючись, соколик милый! Поцелуй свою тётку, племянничек!

Игорь узнал супругу Ярослава. Он попытался отстраниться, но Марфа ещё крепче стиснула его в своих объятиях, бесстыдно шепча:

— Ну же, младень, смелее! Приласкай же меня!

Несмотря на сопротивление, Игорю всё же пришлось ощутить на своих устах жадное лобзанье княгини Марфы. Её напор и сила были таковы, что он почувствовал себя слабым отроком, которого возжелала крепкая взрослая женщина, обладающая страстным темпераментом.

Переполненный отвращением, Игорь сопротивлялся изо всех сил, но никак не мог избавиться от объятий. Руки Марфы были словно из железа. Повиснув на нём, она обслюнявила ему всё лицо. Со стороны это походило на некий странный танец, вернее, на бессмысленные шараханья двух подвыпивших людей, мужчины и женщины, одолеваемых похотью.

Марфа позвала Игоря в свою светёлку, обещая «нар сытить его животворящий жезл своим сочным чревом».

— Ты же не ведаешь, сколь горяча я на ложе! Сколь неутомима! Так чего же кобенишься! Почто отталкиваешь меня? — повторяла она, цепляясь за Игоря. Её голос звучал всё громче и раздражительнее.

Игорь уступил нетерпеливому желанию Марфы: ему очень не хотелось, чтобы кто-нибудь застал его в объятиях тётки в дворцовом коридоре.

Заведя племянника в свою опочивальню, Марфа заперла дверь на задвижку и принялась срывать с себя золотые украшения, стаскивать одежды, швыряя всё под ноги. Наконец она осталась совершенно нагая, и только уложенные венцом косы придавали княгине некое подобие благообразия.

Светильник, стоявший на подставке, излучал ровный мягкий свет, озаряя угол просторной комнаты с кроватью, подле которой топталась на месте пьяная Марфа, нетерпеливыми движениями расплетавшая косы.

Игорь глядел на пышные ягодицы своей тётки с двумя ямочками у основания спины, на её широкие бедра и округлые икры, в которых чувствовалась сила. Его взгляд погружался в тёплую белизну слегка изогнутой женской спины с линией позвоночника, идущей от ягодиц к шее. Плечи и руки Марфы были крепки и округлы, а длинные распущенные волосы придавали ей женственное очарование, закрывая обвислые груди и большой живот.