– Да нет, Танья-ханым, говорю же: барана… соседку ему зачем?.. А полиции я не скажу, не бойся.

– Я и не боюсь, чего мне бояться? Просто не хочу время терять… полиция, сам знаешь…

– Знаю. Только…

– Ну что еще? – что еще может быть у него на уме? Что он мнется, ночь уже? – Байрам, давай завтра поговорим, а? Поздно уже, а завтра дел столько: Борису в аэропорт ехать, мне дом в порядок приводить, Машу переселять… я спать пойду, ладно?

– Теперь все в порядке будет, Танья-ханым, да? – что это он мне подмигивает, черт их разберет все-таки!

– Конечно, будет! А почему – теперь?

– Без Эмель-ханым, да?

– Байрам, что ты… хочешь сказать?! Говори ясно, я половины не понимаю! При чем тут опять Эмель?..

– Так она же с хозяйкой дружила, так? Хозяйка завтра приедет, мы клиентов переселили, а к кому? Эмель-ханым хозяйку пригласит, чай-кофе, то-се… обязательно про клиентов разговор будет, так? Спросит: почему вы так неожиданно приехали, если дом сдали? Что у вас такого случилось? А та ей: мы дом не сдавали, а Эмель-ханым ей: как же не сдавали, когда они теперь у нас… все и выяснится, да? Кто сдавал, кто снимал, сколько денег…

Вот это да! Что называется, и в голове не было! Как же я так?!

Могла и сама сообразить, что если дома так близко, то проводящие на них лето хозяйки непременно общаются… черт, эти турки вечно общаются! Нет бы сидеть за своими заборами и заниматься своими делами – им обязательно надо влезть в чужие, и все с этими их улыбочками, благими намерениями, по-доброму так!

Ладно, Эмель теперь нет, а ее сестра или кто она ей, а жена адвоката с камнями, а еще кто-нибудь? Значит, все равно надо быть готовой, что история эта до хозяев дойдет. Предположим, она все свалит на Байрама, который дал ей неверную информацию… нет, не так: он ее в любом случае переговорит, лучше по-другому. Байрам сказал ей что-то, например, что узнает у хозяев, когда они приедут из своей Германии и не хотят ли они сдать дом, она его неправильно поняла, глупая иностранка, турецкий язык такой трудный… конечно, никто не собирался присваивать ваши деньги, только обычный процент… вот, пожалуйста. Деньги-то – черт с ними, а вот разговоров, даже при самом хорошем раскладе все равно будет много. Пожалуй, до председателя кооператива дойдет, тогда прощай, дачный поселок, прощай, дом для Бориса на всю зиму почти за бесплатно…

Придется искать другое место, а где его найдешь? В Чешме уже все схвачено, туда не пробиться, да и холодно там, сезон короче, ветры сильные, цены выше, а здесь, от Кушадасы до Акбюка везде такие поселки – с этим не сравнить! Участки совсем крошечные, дома друг к другу прилеплены, проекты старые, комнат мало, машины иногда даже в поселок въехать не могут: надо на стоянке оставлять, а потом до дома тащиться… по жаре-то! В шикарных, новых, англичане живут, они сдавать не станут, да и цены опять же…

Ладно, поселок… а если слухи до наших дойдут? Многие ведь по-английски говорят, с местными и с англичанами общаются, делать всем нечего, любой сплетне рады. Тогда, скорее всего, прощай, весь ее бизнес: риэлтор – дело такое, чуть пошли слухи про махинации какие-нибудь, никто тебя рекомендовать не будет, попадешь в черный список, и конец.

– Что же ты мне раньше не сказал, когда я клиентов к Эмель пристраивала?! Если ты знал, что они дружат?

– Не я – моя жена. Она мне сказала, и тебе она тоже сказала, только у тебя других вариантов не было…

– Подожди, подожди! Что это она мне сказала?! Я с ней вообще…

– Она сказала, что сказала… что ты, Танья-ханым, знала, что из-за Эмель проблемы будут, но выхода не было…

– Да не говорила она мне ничего! Иначе я тебя бы спросила, как быть, правильно? И подумала бы еще! А я спокойно все организовывала… переселяла клиентов…

– Ты умная женщина, Танья-ханым, ты могла меня ничего не спросить… ты мужа-то не спрашиваешь, кричишь на него, все сама делаешь…

– И что же я, по-твоему, сделала?! Эмель… я, что ли?! – где оно, проклятое слово «убила», почему я решила, что уже выучила язык и знаю достаточно?! Я, видите ли, кричу на своего мужа! Какое кому дело… это твоя жена, лентяйка, пикнуть не смеет… – Мне твоя жена ничего не говорила, ты понял?! Если она тебе говорила, что говорила, то она врет!

Черт, все-таки трудный язык… если он скажет все это полиции, то… то все понятно: возможность у нее была, алиби нет, мотив – вот он, пожалуйста, хороший такой мотив. С деньгами даже. Три месяца по три тысячи евро – сумма немаленькая, даже если учесть, что часть забирает Байрам. Если у здешних ментов зарплаты как у наших, для них это сумма.

– Но тогда мне надо было еще и Айше, и эту… соседку… где камни… они тоже могли сказать! И сейчас, кстати, могут!

– Не могут. Моя жена сказала тебе, что Айше здесь никого не знает, раньше почти не бывала, а Шейда… та, где камни… она не общается ни с кем, кроме Эмель… одна сидит или с мужем. И хозяйка из Германии редко приезжает, только с Эмель дружит. Ты это знала.

– Да не знала я, говорю же!

– Моя жена сказала…

– Она врет, она меня терпеть не может, я ей убираться предлагала!..

– Танья-ханым, ты не кричи так, – Байрам придвинулся поближе, – на вот тебе сигарету, давай покурим спокойно… поговорим…

Господи, сколько можно говорить! Понятно же, куда он клонит: сейчас намекнет на мастерскую, деньги… интересно, сколько он запросит? Какая разница, если очевидно, что потом он попросит еще?! Где это видано, чтобы шантажист не попросил еще, они входят во вкус, присасываются, как пиявки… только дай слабину – и все, на всю жизнь!

– Завтра поговорим, Байрам, – Татьяна решительно поднялась и посмотрела на сторожа сверху вниз, пользуясь преимуществом террасы. – Я с мужем поговорю, потом еще с женой твоей… чтоб не болтала лишнего. Если она думает, что я Эмель… – сейчас же посмотрю это поганое слово в словаре, надоело руками изображать! – то я ведь и ее могу… а? Не боится она врать-то? Шутка, понятно? Шучу я так… Ты давай… иди уже. Вон, между прочим, машина проехала – видел?

– Видел, – озадаченно подтвердил Байрам, явно не понимающий, куда она клонит. Татьяна в который раз с удовольствием почувствовала… нет, не то чтобы власть над ним, скорее некое трудно измеримое превосходство: если я, почти не зная языка, так ловко держу его в напряжении и ставлю в тупик… кстати, почему – не зная? Очень я даже неплохо знаю язык, если могу кого-то держать в напряжении и ставить в тупик!

– Так вот, я и говорю: машина проехала, а кто-нибудь знает, к кому и зачем? Кто-нибудь сторожит у нас или как? Кто угодно может в любое время пройти, проехать, украсть что-нибудь… убить, да? Так что не надо придумывать… понятно тебе?

Что ему может быть понятно?! Пять классов образования в деревенской школе, водительские права, полученные во время кампании, когда их дают даже неграмотным и слепым, – нет, что себе думал этот их отец нации Ататюрк, когда конституцию свою сочинял? До него, конечно, умеющих читать были вообще единицы, жили, как Маугли, ни фамилий, ничего! Но в наше-то время?! Нет, Борис сказал, что несколько лет назад обязательный образовательный минимум увеличили до восьми классов, но эти ребятки когда еще вырастут! А подавляющее большинство населения, особенно на востоке страны и ближе к Кавказу, так и осталось при своем умении написать несколько слов и посчитать, надолго ли хватит денег. Кстати, считают они лучше и больше, чем читают и пишут! Вот и этот… какой сюжет придумал, лишь бы денег просто так, не работая, получить. Мастерскую ему, видите ли, захотелось…