– Не может быть!

– И я говорю: не может. Но, сам подумай, с другой стороны, зачем ему врать? Он сказал: звонки можно проверить, даже разговоры прослушать, это правда?

– Ну, если есть необходимость, конечно, можно.

– Видишь, значит, он не врет!.. Правда, Шейда… она хотела мне что-то сказать… ты с ней потом… только без Эрмана: там у них что-то… Знаешь, если это правда… ну, про Эмель, про развод… я уже больше никогда ничему не поверю! Никому! Он сказал: мы все как камни!.. Но камни же не могут… так лгать!.. Эмель вообще была… прозрачный совсем камень… драгоценный!.. Я им окно разбила… камень бросила из сада их… камни чертовы…

Она заплакала.

Кажется, предстоит непростой день.

И не один.

Какая-то темная тень бесшумно возникла на террасе, и Кемаль поспешно прижал к себе жену, чтобы она ее не заметила и не испугалась.

Кто здесь бродит ночью? Надо сейчас же встать и посмотреть… пистолет, как назло, в машине: кто же ожидал?! И Айше не оставишь… черт, уйдет же!

Но тень не собиралась уходить: мужской силуэт приблизился к застекленной двери, уличный фонарь освещал его сзади, и лица, почти прижавшегося к стеклу, невозможно было разглядеть. Пришедший вглядывался в неосвещенную комнату, судя по всему, не видя сидящих на диване.

Кемаль напрягся, осторожно высвобождаясь из объятий Айше и готовясь к самому худшему… черт его знает, кто такой? Может, оставленный следить за домом полицейский, а может, и убийца!

Темная тень подняла руку – и Айше с Кемалем вздрогнули от неожиданной трели дверного звонка.

Если бы не весь этот ужас, она бы обрадовалась. Нет, подумать только: сколько твердила Борису, что пора делом заняться, и именно сегодня он решил ее порадовать!

На ночь глядя. Как это ему в голову пришло, интересно? Если бы она попробовала ему такое предложить, послал бы, наверно, не задумываясь.

Она уже отчаялась найти мужу какое-то место в жизни. Не то чтобы ей непременно хотелось, чтобы он много зарабатывал (хотя и это тоже, кто же не захочет?!), нет – лишь бы делал что-то, за что она могла бы его уважать. Раньше все было просто и понятно: престижный университет, диплом, гарантированная работа, стесняться которой не придет в голову, какая-то зарплата, которую можно подкорректировать, давая уроки абитуриентам… а сейчас?

Где оно, наше всё – абитуриенты, жаждущие знаний, а не блата и протекции, вузы, в которые они могут поступить не за деньги, дипломы, которые дают право на работу, работа, которая дает право на зарплату, зарплата, которая дает возможность жить, а не выживать? Каким ветром вас унесло, весны моей златые дни?!

Татьяне нравилось думать, что вот она, сильная духом, как Скарлетт О'Хара, выстояла против этого ветра, нашла свое место в новой жизни, выдержала, сумела, смогла. Пусть ради этого пришлось забыть о дипломе, о покое… да что там, о многом пришлось забыть… а кто сейчас может позволить себе быть честным, кто?!

Такие, как ее Борис? Вот и сидят со своей честностью на ее, Татьяниной, шее. Бросили бы свою честность, амбиции, претензии – легче было бы нести, между прочим!

До Бориса, кажется, дошло. Поздновато, но и то хорошо… теперь, после всех этих дел, неизвестно еще, что с ней-то будет, – пусть теперь он поработает.

Только бы Николай согласился.

Если разобраться, в убийстве есть и хорошая сторона: это явный форс-мажор, который все спишет. Кто теперь посмеет ее в чем-нибудь упрекнуть?

Она дом нашла? – Нашла.

Все организовала и устроила? – А то, лучшим образом!

Не ее вина, что у них тут в Турции такие ужасы творятся. Кстати, всем еще и что порассказать, будет. Каждый день, что ли, такие страсти-мордасти прям под боком?..

Или лучше не афишировать – меньше желающих будет, испугаются еще? Да нет, наших ничем не испугаешь, кто хочет ехать, того ни птичий грипп, ни аварии на дорогах, ни прочий черный пиар не отпугнет.

А убийство – это вообще романтика! Как привидения в замках, правильно?

Если все грамотно преподнести, еще и выгоднее будет.

Николай – мужик нормальный, все поймет; что у него, в строительстве, форс-мажоров не бывает?

Поживут они у Айше… может, она еще сама в город сбежит, тогда вообще без проблем. С Ланой вроде тоже устроилось… хорошо, англичанин этот подвернулся. Только вот если ее любовник заявится – а она у Криса живет? Конечно, разные этажи, все можно объяснить, но тем не менее… Татьяна злорадно усмехнулась: сериал, да и только! Интересно, он правда голубой? Вот сюжетец: она на него глаз положила, он голубой, любовник приедет – обоих убьет, не вникая!

Нет, убийств хватит, пожалуй, в черном пиаре тоже главное – не переборщить.

Жаль, с домом так вышло.

Ладно, может, полиция быстро там все осмотрит… правда, Машу теперь туда не поселишь, она теперь в тот дом ни ногой, досталось ей, надо же! Ничего, будет, что вспомнить. А то живут среди своего богатства, жизни не знают… смерти тоже.

Татьяна закурила и с ненавистью опустила глаза на подол сарафана. Опять пятно какое-то. Наверно, когда Мишку кормила?.. Вставать и переодеваться не хотелось: все равно уже вечер, почти ночь, кто ее видит? Господи, как же она устала! И сегодня, и… и вообще.

Тихий вечер, всегда радующий ее долгожданной прохладой, на этот раз не обещал облегчения… Борис еще хочет, чтобы я отказалась от сарафанов! А в чем прикажете ходить: в обтягивающих маечках, все выставляющих напоказ? Шорты на мои ноги натянуть? Нет, англичанки вон и потолще, а ходят полуголые, и хоть бы что! Нет, сарафаны хоть продувает насквозь, ничего не липнет к телу, никакая лайкра. И потом у меня имидж… простоватая, недалекая, уже поэтому честная и бесхитростная, такая если уж цену скажет, так нормальную, с ней и торговаться неловко: видно же, не так много она на этом деле зарабатывает, одни сарафаны эти убогие… правильно? Может, и не все так рассуждают, но что-то подобное ведь приходит в голову, да? Вот, значит, имидж работает на нее, и сарафаны работают…

Тихая тень бесшумно приблизилась к калитке, и Татьяна, уже привыкшая здесь никого не бояться, подумала о пятне… ладно, черт с ним, все равно темно… интересно, что ему еще надо?!

Она на всякий случай пригляделась: да, все правильно, он, конечно, кто же еще?

Ее (как это называется?) подельник. Помощник и соучастник. Два дня делал вид, что его это не касается, что все разгребать ей самой, а он ни при чем. Конечно, деньги-то отдавать кому захочется? Небось, истратил уже все.

А чего тогда притащился? Полиции испугался?

Эх, понимал бы он по-русски… сказала бы я ему… все-все бы сказала! Хочет чистеньким остаться – не выйдет! Полицейский вон по-английски понимает, в случае чего можно Бориса или Машу попросить: что надо – переведут. Татьянин английский, когда-то мучивший ее в школе (простой, не специальной, даже не московской!), тихо и мирно скончался после долгожданной тройки на госэкзамене (пустая формальность, списанный перевод каких-то фраз, терпеливо глядящие в окно и ничего не замечающие преподаватели, изредка радующиеся что-то говорящим столичным ребяткам из спецшкол вроде Борьки) – как-то не сложилось у нее с английским.