– Что же такого срочного в этих бумагах? – спрашивает полицейский, не глядя на нее.

– Это часть моего исследования. Я историк. И боюсь остаться без рукописи на случай, если все затянется. Теперь я могу работать дома.

– А вот я хорошо провожу время, и не возвращаясь домой. Когда вводится военное положение, нас расквартировывают по казармам.

– А где ты живешь?

– Я из Тараты. А распределили меня сюда, так-то. Но я не жалуюсь. Сейчас мне выдали новое ружье. А ведь у меня не было даже револьвера.

– А куда же он пропал?

– Месяц назад у меня его украли.

– И тебе не выдали другой?

– Вычли из моего жалованья. И когда я полностью возместил его стоимость, выдали мне новый. А могли пройти и месяцы. Бандиты ждать не будут. Слава Богу, Тарата – тихое местечко. Иногда случаются пьяные драки, только и всего. И можно подзаработать на тех, кто приезжает посмотреть на дом Мелгарехо.[28]Он такой некрасивый, весь сыплется. Чтобы сохранить его, нужен хороший цемент. Иначе студенты, приехав туда, останутся разочарованными.

Такой вот самый обычный разговор, как будто и нет криков, взрывов, которые с каждым их шагом звучат все отчетливей; они доносятся из знания "Макдоналдса", оно охвачено огнем, дым поднимается столбами. Да, этот парень – нечто, из ряда вон выходящее… Когда еще представится возможность поболтать с полицейским.

– Наша работа не из легких, – продолжает тот. – Когда нам приказывают блокировать какие-нибудь объекты, я сталкиваюсь лицом к лицу со своими знакомыми. Они оскорбляют меня, говорят, что меня купили. Может, в чем-то они и правы. Но до тех пор, пока мне не предложат достойную работу, которая пришлась бы мне по вкусу, я буду здесь. Что поделаешь; видно, так уж мне суждено. Каждый занимается тем, что ему нравится. Или тем, чем может.

Они подходят к двери. Полицейский у входа даже не смотрит в их сторону, но неподалеку стоит отряд из пяти солдат, а с ними рвущиеся с поводков немецкие овчарки. Рут останавливается в нерешительности, не зная, куда направиться. Слева от нее – главный вход "Макдоналдса" охваченный огнем; справа – перекрытая улица и группа демонстрантов. Они выкрикивают: "Кончать, кончать, нас не глобализовать!!!" Две полицейские машины с включенными сиренами блокируют движение. Рут останавливается перед двумя немецкими овчарками: блестящая черная шерсть, слюна капает с огромных клыков… Возможно, не стоило ей приходить в университет. Лучше было вернуться домой.

Ей пришли видеосообщения от Мигеля и от Флавии. Рут даже не открывает их; однообразные послания Мигеля, скучающего в Архиве, давно надоели ей, а у дочери не может быть к ней ничего срочного. Быть может, все началось тогда, когда они с Флавией вступили в негласное соревнование за те редкие свободные минуты, что случались у Мигеля, и не заметили, как ушло что-то, что связывало их друг с другом.

Толстый сержант, держа кепи в руке, подходит к полицейскому, который сопровождает ее. Спрашивает, какого черта делает у дверей эта женщина.

– Вы что, не видите, что находиться здесь опасно? Разве я не приказал вам эвакуировать всех гражданских?! В университете не должно быть ни души!

– Мы эвакуировали всех до одного, сержант, – виновато отвечает полицейский, – сеньора появилась позже. Это преподавательница, ей необходимо было зайти в свой кабинет за рукописью.

– Только не говорите мне, что проводили ее.

– Ну да, сержант.

– Что, "ну да"?! Вы проводили ее?

– Она сказала, что это срочно. Что ей нужно работать дома.

– Вот, значит, как, черт подери! С каких это пор вы осмеливаетесь нарушать приказы? Или теперь командуете вы? А если бы здесь выстроилась целая гребаная очередь желающих забрать свои бумаги? А весь мир тем временем пусть катится ко всем чертям?! Я не отправляю вас в карцер только потому, что сейчас нам нужны люди. Но мы поговорим позже.

– Слушаюсь, сержант. – Полицейский отдает честь.

Сержант подходит к Рут и церемонно произносит:

– Извините, сеньора, могу я посмотреть, что у вас в руках?

– Ничего интересного, офицер.

– Сержант. И простите, но я сам решу, интересно это для меня или нет.

Рут показывает рукопись, не выпуская ее из рук. Сержант разглядывает титульный лист.

– И что это за иероглифы?

– Это книга, которую я пишу. Об истории секретных сообщений. Я историк.

Глаза сержанта загораются. Он доволен: его хитрость в очередной раз сослужила ему хорошую службу. Книга о секретных сообщениях не может быть ничем иным, как секретным сообщением.

– Вы позволите, – говорит он, и, прежде чем Рут успевает ответить, рукопись уже оказывается в его руках.

Он открывает ее наугад, просматривает несколько страниц. Бесконечные линии букв, не складывающиеся в понятные слова, не образующие ни одного параграфа, ни одной главы, имеющей смысл. Очень подозрительно!

– Извините меня, сеньора, – говорит он строго, – но я вынужден оставить вашу книгу у себя. Ее нужно внимательно посмотреть в более спокойной обстановке.

– Сержант, это произвол! – кричит Рут, пытаясь отобрать у него рукопись. – Я не могу терять время! Мне срочно нужно работать.

– Понимаю, понимаю… Но, видите ли, ситуация…

– Я ничего не знаю и не хочу знать о том, что происходит. Выдумаете, что это секретное сообщение Коалиции? Секретный план уничтожения "Глобалюкса"? Указания членам "Сопротивления"?

– Успокойтесь, сеньора. Я тоже не могу терять время. И не вынуждайте меня арестовать вас. Невиновным бояться нечего.

Сержант поворачивается к ней спиной; Рут набрасывается на него сзади и толкает. Сержант делает два шага вперед, теряет равновесие, но ему удается удержаться на ногах. Он поворачивается и приказывает своим солдатам арестовать женщину.

У Рут снова идет кровь носом. Слышны выстрелы.

Идет дождь. Я устал. Свет по-прежнему бьет в глаза.

Я ничего не могу с этим поделать. Я устал ждать. Будет возрождение в новом теле. Будет время надежд. Энергии… Еще неосуществленных планов. Молодое тело. Но никогда не юное. Я буду паразитом, живущим в чужом теле. Которое уже полностью приспособилось к жизни. И я помогу ему извлечь максимум из его возможностей н талантов…

Так было всегда. У меня нет детства. Никогда его не было. Некоторые говорят, что это лучшая пора жизни. Я так не думаю. Вернее, не могу об этом судить… Время от времени я вспоминаю детские игры… Я не знаю, кто он… Не знаю, откуда он появился. Он бегает по пастбищу за деревней… Собирает и разбирает старую печатную машинку, которую нашел на помойке… печатает на машинке… Слова, не имеющие смысла… Секретные коды.