— Да, не с-сделал. А жаль!

Кончик гибкого хвоста с молниеносной скоростью возник перед моим лицом. Явно издеваясь, несколько раз дразняще качнулся из стороны в сторону, демонстрируя серебряный ободок, надетый словно украшение.

Я не успела схватить кольцо и даже не успела толком подумать об этом. Яркая вспышка осветила темноту, что-то гибкое плотно обхватило меня за талию, и в то же мгновение вокруг завертелся с бешеной скоростью водоворот непроглядной темноты.

Всем словам цена — медный грош,

С языка каплет ядом ложь.

А в глазах затаилась месть,

И утрачены совесть и честь.

Переброс, портал, или чем там воспользовался тизарр, оказался неспокойным. Меня болтало и трясло, как грушу, грозя вывернуть наизнанку содержимое желудка. Поэтому, когда я открыла глаза, голова еще кружилась и перед глазами настойчиво плясали цветные круги. Пришлось некоторое время сидеть неподвижно, уставившись в одну точку. Зато потом я оценила масштаб происшедших перемен и, узрев в непосредственной близости от себя виновника, учинившего сие безобразие, мгновенно подскочила и набросилась на него:

— Ты, рептилия чешуйчатая! Что за фокусы, мать твою, ты устраиваешь?

— Не повериш-шь, портал ос-своил! — Змея свилась в кольца, приподняла верхнюю часть туловища на уровень моего перекошенного злобой лица и принялась медленно покачиваться из стороны в сторону. — Жуть как удобно!

— Жуть — это то, что ты называешь порталом! — огрызнулась я, благоразумно держась на расстоянии. — Какой идиот тебя этому научил? — Мес-ста знать надо! — ухмыльнулось пресмыкающееся.

— Ну и черт с тобой! — сдалась я. — Немедленно верни нас во дворец!

— Чтобы попас-сть прямиком в лапы к твоему мужу, который так некс-стати выс-скочил из портала? Ну уж нет! — поморщился тизарр, сменив текучим, плавным движением змеиную шкуру на свой второй облик.

Треугольное лицо, серая кожа со стальным отливом, непропорционально длинное, худое тело, бледно-желтые раскосые глаза с вертикальным зрачком — именно в таком виде я когда-то впервые увидела этот странный загадочный народ. Впечатлений было по самые уши, черпаком не расхлебать. Но сейчас лирика меня ничуть не волновала — я была в ярости.

— Гад ползучий! — вызверилась я. — Сама вернусь, без твоей помощи! Но если ты так боишься моего мужа, какого демона приперся к нам?!

— С-свес-сти с-счеты, — просвистел тизарр.

— Какие… — Я поначалу не сообразила, а сообразив, растерялась, забыв о своем намерении вернуться обратно во дворец. — Что?! Какие еще счеты? С кем?

— С-с тобой, — невозмутимо ответил Танай.

— Ты? Со мной? — Похоже, с каждой секундой разум все более явственно отказывался мне служить. — Но за что? Что я тебе сделала?

— Ты вмеш-шалас-сь не в с-свое дело, Лайс-са! Ты вынудила отца женитьс-ся на Ис-сан! — перешел на повышенный тон тизарр.

— И что? — я упорно проявляла стойкое непонимание.

— У Арс-санара может быть только одна дайна — Иш-шмай, моя мать! Ты не имела права подс-совывать ему другую женщ-щину! — выплюнул Танай и замолчал, гордо вздернув острый подбородок, видимо позволяя мне в полной мере прочувствовать важность озвученной информации и в полной мере ощутить свое ничтожество.

Увы, не вышло. Я не только не прочувствовала, не ощутила, но даже не поняла, о чем идет речь.

— Танай, не сходи с ума! У твоего отца целый гарем женщин! — Я попыталась осадить зарвавшегося сынка, в котором, похоже, некстати взыграла банальная детская ревность. Вроде давно вышел из нежного возраста, чтобы нести подобный эгоистично-собственнический бред. — Он их меняет чаще, чем собственную кожу!

Собеседник смерил меня таким взглядом, словно я была полным ничтожеством и по интеллекту не превышала землю у него под ногами. Кстати о земле: паника тизарра, небеспочвенно испугавшегося моего мужа, возникшего из портала за моей спиной в кухне, перенесла нас в лес.

— Мало того, что ты не знаеш-шь законов чужого мира, в который попадаеш-шь без приглаш-шения… — Голос Таная зазвучал холодно-высокомерно, с явно выраженными металлическими нотами, которые усиливались с каждым словом. — … Так у тебя ещ-ще х-хватает наглос-сти менять эти законы по с-собс-ственному ус-смотрению, не с-считаяс-сь с-с мнением жителей и общ-щепринятыми правилами! При этом ты с-суеш-шь с-свой нос-с во вс-се щ-щели и проявляеш-шь поразительную нас-стойчивос-сть в тех-х делах-х, с-соверш-шать которые категоричес-ски запрещ-щено!

Голос тизарра уже буквально резал воздух, а заодно и мой слух остро отточенным лезвием. От ледяного тона спина покрылась противными мурашками, стало зябко. Еще немного и, глядишь, снег с неба посыплется.

— Да будет тебе извес-стно, недалекая человечка, что правитель может иметь в гареме с-столько с-сай-е, с-сколько пос-считает нужным! Но дайна, по-ваш-шему — жена, может быть только одна! У Арс-санара она была — Иш-шмай! А пос-сле того, как она умерла, он больш-ше не х-хотел брать с-себе дайну, ни разу за многие годы, ровно до тех-х пор, пока в наш-шей долине не появилас-сь ты. Но в с-случае с-с тобой вс-се понятно: мечта каждого правителя — владеть диковиной, которой нет больш-ше ни у кого другого. Х-хвала С-солнечному божес-ству ллоа, пос-сле долгих-х уговоров он ус-ступил тебя мне. Но с-судьба вс-се равно пос-смеялас-сь над памятью моей матери — с-с твоей помощ-щью дайной отца с-стала ничтожная наложница!

Последнее слово Танай выкрикнул с особой яростью, вложив в него все свое презрение, а затем замолчал. Я же смотрела застывшим взглядом сквозь него, воскрешая в памяти минувшие дни моего пребывания в долине тизарров, и отказывалась верить услышанному.

Да, помню, я хотела отомстить Арсанару за грубое вмешательство в мою личную жизнь, и помню, что правитель был крайне зол по случаю неминуемой женитьбы. Исан тогда предупреждала меня об осторожности. Но разве она имела в виду, что сын оскорбленного отца решит отомстить обидчице? Бред сивой кобылы в лунную ночь, и только!

— Ты унизила правителя в глазах-х подданных-х, — прервал затянувшуюся паузу тизарр. — Показав им, что он наруш-шает законы, которые с-сам же с-создает!

«Ах вот в чем дело! — наконец поняла я. — Женитьба на Исан — лишь повод! Проблема в ущемленной гордости! Достоинство — тема, одинаково любимая мужчинами всех народностей, видов и племен. Ну, что ж, пообщаемся…»

— Ты не имела права вмеш-шиватьс-ся в личную жизнь моего отца, причем с-столь грубым и циничным с-спос-собом! — продолжал вдохновенно вещать Танай, не замечая, как мои глаза загораются огнем праведного гнева. — Жалкая человечка, ты не имела права выс-ставлять его на посмеш-шищ-ще! Ты не имела права марать имя моей матери, пос-ставив ее на один камень с-с наложницей!

Ну все! Достаточно с меня оскорблений!

— А теперь ты послушай меня, обнаглевший шнурок-переросток! — Я уперла руки в бока, изобразила презрительный прищур и принялась медленно наступать на Таная, словно пыталась задавить его не только авторитетом, но и всей своей совершенно невнушительной массой. — Ты просто зарвавшийся отпрыск венценосного папочки! Все твои истеричные вопли по поводу нанесенных оскорблений не стоят и выеденного яйца! Во-первых, если твой недальновидный отец лично изобрел закон, запрещающий мужчинам и женщинам находиться наедине в ночное время до совершения брачного обряда, то он должен был понимать, что рано или поздно попадется в собственную ловушку. Как говорится, не рой другому яму, сам в нее попадешь. Не хотел жениться — нужно было посещать гарем днем, а по ночам целомудренно спать в собственной постели в гордом одиночестве.