Сталкер разогнул ноги – и невольно застонал. Цепь неслабо намяла подмышки, пока он на ней висел. Но без нее при такой фиксации была бы вообще труба. Интересно, сколько человек может так протянуть, даже если кормить его, поить и выгребать из-под него дерьмо? Суток трое-четверо? Больше? А потом что? Сепсис от ран, натертых грудной цепью, и медленное гниение заживо? Да ну нафиг, лучше самоубийство посредством хорошего удара затылком об стену. Второе однозначно предпочтительнее, ибо первого варианта финала, если честно, врагу не пожелаешь…

Безрадостные мысли Богдана прервал грохот ключа в замке. Дверь открылась, и через порог камеры перешагнул широкоплечий человек. Экстремально широкоплечий. Непропорционально. Уродливо. Словно ему в область дельтовидных мышц вживили по шару для боулинга с каждой стороны.

Впрочем, человека это нисколько не смущало. Одет был он в черно-бело-серый, так называемый городской камуфляж, явно сшитый на заказ, с дополнительными большими карманами на гипертрофированных плечах. Логично, кстати, нечего такой площади зазря пропадать.

На голову человека был наброшен капюшон, поэтому сталкер не сразу понял, кто перед ним. Но вошедший тряхнул головой, капюшон упал назад – и Богдан замер на мгновение, забыв обо всем. Голова опустела враз, все мысли куда-то делись, кроме одного слова, ударившего прямо в сердце.

«Максим…»

Да, перед ним стоял его друг, кости которого Богдан надеялся найти внутри Четвертого энергоблока. Живой… И, что самое удивительное, нисколько не постаревший. Такой же молодой, как десять лет назад, в тот день, когда они вдвоем отправились спасать тех, кто нуждался в их помощи…

– Не ожидал? – усмехнулся Максим.

– Нет, – протолкнул Богдан слово через враз онемевшие губы.

– Я тоже. Думал, что придет кто угодно, только не ты.

Понемногу шок начал отпускать Богдана. И пришло осознание услышанного.

– Ты думал, что кто-то придет?

– Ну да, – пожал огромными плечами Максим. – Радиация спа́ла, мы начали понемногу выходить на поверхность. Потом запустили «торпеду» в сторону кордона. Потом еще одну.

– Торпеду?

– Ага. Одного из бракованных выживших, у которого начались неконтролируемые мутации, сопровождающиеся изменением сознания. Ввели ему в мозг простейшую программу и отправили. Первый погиб, наверно, в какой-нибудь аномалии, а со вторым, как видишь, сработало. Он наплел про выживших в Зоне, после чего сюда сразу послали ученых. Трое, включая тебя, конечно, не густо, но для начала сойдет. Думаю, когда ваша группа не вернется, сюда забросят еще, и не одну. Просто нам люди нужны для экспериментов, а их становится всё меньше и меньше.

Чем больше информации выдавал Максим, тем меньше сталкер что-либо понимал. И бывший друг это увидел по глазам Богдана.

– Ах, ну да, ты же, наверно, не в курсе, – сочувственно покачал головой Максим. – Не довели, значит, те, кто послал вас сюда, об истинной цели миссии. Что ж, давай я расскажу. Помнишь, дружище, тот день, когда ты меня бросил умирать? Помнишь, конечно, иначе б зачем ты еще мог притащиться сюда снова. Совесть замучила. Понимаю. Мне бы тоже было не по себе на твоем месте, только я б тебя никогда не оставил в беде. Но всё это лирика, имеем то, что имеем. Короче, в тот день выжил я. Монстра убила случайная пуля, попавшая в его истинный мозг, который находился в груди. А я потерял сознание – всё-таки успело то чудовище задеть меня лапой перед смертью. И очнулся я здесь, в Припяти-два.

– Что за Припять-два? – не понял Богдан.

– Вам даже этого не рассказали? – хмыкнул Максим. – Объясняю. До аварии в городе Припять жили люди, работающие на ЧАЭС. Но помимо этого города существовал другой. Подземный, засекреченный, где проживали те, кто работал в лабораториях, расположенных под станцией. Передвижение людей на поверхность и обратно могли отследить иностранные шпионы, которых немало ошивалось возле электростанции, поэтому весь персонал годами не выходил из своих подземелий. И жил здесь, и работал. Всё необходимое поставлялось вниз посредством грузовых лифтов, замаскированных под радиолокационные сооружения, вокруг которых дежурила круглосуточная охрана из сотрудников Комитета госбезопасности. Само собой, результаты научных разработок поднимались из-под земли на тех же лифтах. А Чернобыльская АЭС обеспечивала энергией этот подземный город.

– И что разрабатывалось под землей? – спросил Богдан.

– Биологическое оружие, – отозвался Максим. – Существа, невосприимчивые к радиации, способные зачистить территорию вероятного противника после упреждающего ядерного удара. Экстремально сильные, способные к практически мгновенной регенерации. И, что самое главное, послушные приказам.

– И материалом для этих экспериментов были… люди? – не поверил своим ушам Богдан.

– Никто никого не принуждал, – отозвался Максим. – Добровольцы с радостью готовы были рискнуть своей жизнью ради священной идеи и блага других людей. До развала Советского Союза это было нормой. Если помнишь, мы с тобой тоже были такими… В общем, когда рванул Четвертый энергоблок, эвакуировали только город Припять, находящийся на поверхности. А о Припяти-два предпочли забыть. Сочли, что там все погибли от радиации, и уточнять, так ли это, никто не стал. У зала, из которого ты так вовремя сбежал, рухнула крыша, но перед этим рабочие Припяти-два успели втащить меня под землю. Где я с тех пор и живу. Здесь есть всё, что нужно для выживания. Склады с огромными запасами самого необходимого, фермы для выращивания овощей и скота, подземная река, снабжающая нас водой, вентиляция, гул которой доносится даже до этой камеры. А также море энергии, которую продолжают вырабатывать неповрежденные блоки Чернобыльской атомной электростанции.

– Но как это возможно, если вы столько лет не выходили на поверхность и не обслуживали их? – не выдержал Богдан. Сейчас он начисто забыл о том, что прикован к стене, – настолько поразительным был рассказ Максима.

– Это аномалия, – сказал тот. – ЧАЭС сразу после взрыва зациклило во времени, и она продолжает работать сама по себе, без людей, которые ее бросили. Неиссякаемый поток чистой энергии, порождающий другие потоки энергии аномальной, которую мы тоже научились использовать и даже накапливать. Но это уже другая история. Просто сейчас у нас возникла одна проблема. Как ты, наверно, помнишь, я ушел с третьего курса Института молекулярной биологии, чтобы стать спасателем. Вслед за тобой. Дурак был, конечно. Вдохновил меня твой пример героического бойца, вернувшегося с войны, и я по молодости решил, что в спасателях буду нужнее. Но всё, что ни делается, – к лучшему. Здесь я действительно пригодился и даже сделал неплохую карьеру. В общем, сейчас я руковожу всей Припятью-два и, если возникают проблемы, решаю их максимально эффективно. Все эти годы мы с группой ученых продолжали создавать биологические боевые машины. Наши приборы показывали, что уровень радиации снижается, а значит, рано или поздно мы сможем выйти на поверхность без защитных костюмов – и начать жить полной жизнью. Уничтожать неэффективные правительства, ставя на руководящие посты наши творения, умеющие мыслить так, как никогда не смогут обычные люди. А также создать бригады суперсолдат, способных за несколько часов без оружия ликвидировать армию любого государства. Одного из этих солдат, созданных для работы в помещениях, ты убил сегодня, за что тебе спасибо – это хороший повод кардинально пересмотреть его функционал.