Ксения поднялась на второй этаж и обнаружила чудесную угловую комнату.

– Она станет моей! – крикнула девочка. Подоспевшая Елизавета Порфирьевна заметила:

– Нет, Ксения, эта комната будет моей гардеробной. Для тебя я нашла другую.

Она отвела девочку к небольшой комнатке с узким оконцем. Ксения заметила на стене черно-красную сколопендру. Елизавета Порфирьевна заголосила:

– О, боже мой, Федор! Тут везде звери! Убери эту гадость!

Самдевятов, прикончив сколопендру башмаком, заметил:

– Дорогая, тебе придется привыкать к этим животным. Позволь заметить, что ты для них такая же тварь, как и они для тебя. Ты что, хочешь, чтобы наша дочь жила в этой каморке? Нет, она займет другую комнату, и это мое последнее слово!

Федор Архипович потащил за собой Ксению, и они оказались на пороге комнаты, которую Елизавета Порфирьевна облюбовала себе в качестве гардеробной.

На обустройство жилища Самдевятовым потребовалось две недели. Елизавета Порфирьевна недосчиталась двух чемоданов с одеждой и ящика с фарфоровым сервизом. Она обвиняла секретаря мужа Жоржа в том, что тот или оставил их в порту, или присвоил себе. Самдевятов пересчитал все ящики, сравнил их с записями, составленными самой Елизаветой Порфирьевной, и изрек:

– Дорогая, тебе не кажется, что все совпадает?

Самдевятов взял дочку в центр Эльпараисо, где располагалась контора банка. Гордая вывеска золотыми буквами по-испански, по-русски и по-английски извещала, что это – «Филиал Санкт-Петербургского банка и Акционерного Общества, принадлежащего его сиятельству князю Е. И. Сухоцкому». Ксения видела, с каким подобострастием относятся к отцу служащие, – это явно импонировало самолюбивому Самдевятову.

Елизавете Порфирьевне пришлось смириться с тем, что особняк оказался в руках болтливых, громогласных служанок с шоколадной кожей. Ксения быстро выучилась трещать по-испански. Служанки баловали Ксению, и девочке нравилось проводить время на кухне или в прачечной, где она слушала пересуды прислуги, внимала страшным историям, повествующим об оживающих мертвецах, восторгалась рассказами о канувшей в Лету эпохе императора Сильвио.

Также девочка узнала, что служанки думают о ее матери. Елизавета Порфирьева не утруждала себя испанским, отдавала распоряжения по-русски или по-французски, нещадно наказывала провинившихся и все время подозревала, что прислуга ее обворовывает и обманывает. Хозяйка была темой постоянных насмешек и издевательств. Ксении было больно осознавать, что служанки шепчутся о том, кого лучше запустить в ванную Елизаветы Порфирьевны – игуану или черепаху, стоит ли положить ей страшного на вид волосатого паука в шкаф или под подушку и что приготовить на обед – внутренности крокодила или тушеного осьминога, и выдать это за говядину.

Ксения быстро освоилась в Эльпараисо. Для нее наняли двух гувернанток – испанскую и русскую, обе дамы, до крайности различные (испанка – полная, темпераментная, темноволосая, русская – тощая, флегматичная и седая), люто ненавидели одна другую, отчаянно интриговали, желая выжить из дома соперницу, плели небылицы и вскоре сблизились до такой степени, что не могли представить и дня без конкурентки.

Ксения не могла понять, отчего от нее требуется сидеть за столом и слушать длинные и нудные монологи гувернанток, когда стоит такая чудесная погода! Частенько она, не ставя никого в известность, отправлялась на берег океана и, отыскав укромное местечко, раздевалась и бросалась голышом в теплую соленую воду. Узнай о ее проделках Елизавета Порфирьевна, Ксения оказалась бы под домашним арестом на целый год.

Прошел год. Самдевятов пропадал день и ночь в конторе, редко появляясь дома. Федор Архипович пополнел, на местный манер отпустил бородку и длинные волосы, сменил гардероб. Дела у филиала банка, который он возглавлял, шли как нельзя лучше. Самдевятов сносно говорил по-испански, щедро поощрял инициативу подчиненных и не скупился на подарки отцам города. Раз в месяц он закатывал приемы, поражая всех «русским хлебосольством»: это помогало ему привлекать новых клиентов.

Самдевятов не жалел денег, в их особняке появились новые и весьма дорогие вещи. Елизавета Порфирьевна не смогла найти общий язык с дамами из Эльпараисо, считая их всех зазнайками и дурнушками и при каждой удобном случае припоминая, что она – дочь графа. Ее любимым занятием стало посещение антикварных лавок и аукционов, где она, не обращая внимания на цены, скупала мебель и раритетные предметы искусства.

Вилла, в которой обитало семейство Самдевятовых, постепенно превращалась в небольшой дворец. Елизавета Порфирьевна скупала туалеты последней парижской моды, хотя красоваться в них на балах и приемах у нее не было возможности. Ксения знала, что мама проводит большую часть времени у себя в комнатах, где методично сортирует драгоценности или наряды, примеряет их у зеркала и снова снимает.

Однажды Федору Архиповичу донесли трагическую весть – садовник, который ухаживал за парком около их особняка, наступил на ядовитую змею, та его укусила, и он скончался. Более всего Елизавету Порфирьевну обеспокоил вопрос: кто же будет ухаживать за садом? Матушка устроила настоящее состязание среди претендентов на эту должность. Одного за другим она отвергала мулатов и негров, вздыхая и бранясь. В газетах дали объявление: «Богатое русское семейство ищет садовника».

Прибежав домой после очередного купания в океане, Ксения услышала голос Елизаветы Порфирьевны – та строго допрашивала нового кандидата в садовники, но делала это отчего-то по-русски.

– Итак, милейший, расскажите-ка мне, где вы работали? И есть ли у вас рекомендации? Учтите, что без рекомендаций вы не сможете получить это место! Мы – уважаемое семейство, работать на которое – гордость для любого из слуг!

Ксения заглянула в зал, где шел форменный допрос новой жертвы. Елизавета Порфирьевна, как всегда, в роскошном и дорогом платье, восседала в кресле и сурово взирала на человека, который переминался с ноги на ногу. Ксения остолбенела – это был Иван Иваныч Шадрин, отец Алешки. Ксения часто думала о мимолетном знакомстве на «Посейдоне», понимая, что больше они никогда не столкнутся. Она никак не могла забыть поцелуя, которым наградил ее мальчик.

И надо же, отец Алешки, великан Иван Иваныч, сам нашел дорогу к ним в особняк! Борода по-прежнему воинственно топорщилась, а правый глаз прикрывала повязка. Ксения затаилась, слушая, какое решение примет maman.

Иван Иваныч пробормотал, что у него имеется большой опыт садоводства, и начал уверять Елизавету Порфирьевну, что в России он только этим и занимался. Ксения понимала – наверняка ему нужно получить это место. И если он станет работать у них садовником, то она снова увидит Алешку!

– Вот что, милейший, – прервав Ивана Иваныча, заявила maman, – я вижу, что вы ничегошеньки не понимаете в садоводстве, хотя пытаетесь уверить меня, что большой дока в этом деле. Поэтому я вынуждена вас разочаровать...

Елизавета Порфирьевна поднялась из кресла, давая понять, что аудиенция окончена. На Ивана Иваныча было жалко смотреть. Он просительным голосом произнес: