И она мелко рассмеялась, будто это было смешно. Макаров внутренне поежился.

— Почему вы сказали об орудии убийства?

— Потому что ваши на другой день весь двор и все мусорки перевернули. Ясно, что искали.

— Вы им не говорили, что видели постороннего?

— Кто бы мне дал слово молвить! — гневно воскликнула она. — Дочка, как только услышала про убийство, сразу меня домой отправила и к ним пока велела не соваться. Вот зятю радость. Мерзавец!

— В котором часу это было, Инна Степановна? — поспешил отвлечь ее Макаров. Судя по всему, в мерзавцах у нее ходили многие.

— Начало одиннадцатого, точно до минуты не скажу. После десяти точно. Детей загнала в кровати и пошла с собакой на улицу. Через какое-то время этот подъехал, мимо стоянки, за джипом встал, вышел, теньком прошел — и в подъезд. Пробыл недолго, вышел, снова в машину и уехал. А наутро началось!..

Итак, убийство произошло между десятью и одиннадцатью вечера, что совпадает с заключениями экспертов. Убийца предположительно мужчина. Судя по описанию, среднего роста, крепкого телосложения. Это не Виталик. Тот высокий и мешковатых курток до колен не носит. И не Борис Иванович, тот толстый и грузный.

Кто же это? Кто? Кого взяла за жабры Егорова Ниночка, решившая промышлять шантажом? На наемника непохоже, слишком непрофессионально. Хотя…

В давнем деле Виталика Илова фигурировал молоток. Не потому ли Ниночку убили именно этим предметом? Кто-то знал? И решил Виталика подставить.

И снова обдало холодом: Ирина. У нее был мотив. У нее был букет мотивов отомстить Ниночке. И любовника она у нее отбила, и подставить перед акционером решила, и шантажировать начала. И это только то, что известно Макарову!

Могла Ирина нанять кого-то для осуществления своего преступного замысла?

Запросто, родился неутешительный ответ.

— Вы отвлеклись.

Сухонькая ручка Инны Степановны легла на локоть Макарова. Он вздрогнул.

— Простите, задумался. — Он отодвинул пустую чашку. — Все было великолепно, спасибо. Вы мне очень помогли.

— Ой, да что вы!

Она засеменила за гостем в прихожую, без конца что-то лопоча о старинных рецептурах, забытых ныне. О бабушке-мастерице, передавшей ей много чего по наследству. И вдруг, когда Макаров уже взялся за дверную ручку, хозяйка преградила ему дорогу, привалившись спиной к двери.

— А почему вы меня не спрашиваете о машине, Дмитрий?

— Да-да, машина! — Он мысленно дал себе подзатыльник. Упустил главное, отвлекшись на мысли об Ирине. — Вы рассмотрели, какого она была цвета, номера запомнили?

— Конечно, — фыркнула женщина и самодовольно улыбнулась. — Это был «Ниссан Альмера» 2008 года, серебристого цвета, номер…

Макаров записывал с приоткрытым ртом. Дама не переставала его удивлять.

— Машина точь-в-точь такая же, только цвет другой, как была два года назад у моего зятя, пока он ее не рассадил, мерзавец.

— А нет, Дима, «Ниссана» с такими номерами, — порадовал его на следующий день ближе к обеду знакомый капитан из районного ГИБДД. — Номерочек этот, Дима, выходит, липовый.

— Ага. Вот так вот, значит.

Он не знал, радоваться или впадать в уныние. Если номера липовые, то сто процентов — на машине приезжал злоумышленник. А если нет? Что, если дотошная Инна Степановна что-то перепутала в темноте, выгуливая собаку?

— Вы за кого меня принимаете, майор Макаров! — возмутилась она с легким повизгиванием. — Это только мой зять, мерзавец, считает меня выжившей из ума старухой. Номер точно тот, который я вам продиктовала. Если его не существует в природе, значит, он поддельный. Вам это понятно?

Это ему было понятно, непонятно было, где теперь искать эту машину.

— В угоне никаких «Ниссанов Альмера» не числится, Дим. Неугоняемый экземпляр, тем более восьмого года. Сам подумай!

Он подумал. И пришел к выводу, что кто-то использовал свою машину в преступных целях. Просто вешал на нее липовые номера, и все.

— А владельцев таких машин много по городу? — спросил он, отчаянно надеясь, что немного.

— Знаешь, прилично.

— Подготовишь?

— Легко! Но не сразу. Завтра к вечеру устроит?

Его бы устроило вчера, но выбора не было. Условились о встрече на завтрашний вечер. А пока он снова решил навестить Смотрова.

— Снова ты! — возмутился Геннадий, только увидев Макарова входящим в свой кабинет. — Чего опять?

— Машинка в моем деле одна засветилась. Надо бы сверить данные, Ген, — миролюбиво улыбнулся Макаров. — Вы же проверяли машины, которые в день убийства Грибовой засветились на ближних к ее дому камерах?

— Умный, да? — Смотров кисло улыбнулся. — Проверяли. И толку?

— В смысле?

— В том самом, что засветилась как раз машина Степанова, который у меня под замком сидит. Понятно тебе?

— Да ладно.

— Вот тебе и ладно, — Смотров неуверенно улыбнулся. — Его жена приехала на такси, она и не скрывала. И таксиста нашли, подтвердил. А вот муженек ее следом на своей машине ехал. Или почти следом.

— Что это значит?

— Поотстал минут на несколько. Но не заблудился, поверь мне. Адрес своей невесты знал хорошо. Вернее, адрес одной из ее квартир, понатыканных по городу. К слову, знаешь, сколько их?

— Кого? — Макаров на мгновение отвлекся, не понял.

— Не кого, а чего. У нашей покойницы, вернее, у ее покойного отца, — четыре. — Смотров поднял вверх четыре растопыренных пальца. — Четыре квартиры! Та, в которой произошло убийство, самая маленькая, всего-то под сотню квадратов. Вот уроды! Мы с семьей всю жизнь друг другу на подолы едва не наступаем, а у этой кроме дома четыре квартиры в городе! Пустующих, никому не нужных квартиры! Но сейчас не об этом, Дима. Сейчас о том, что твой так называемый подзащитный…

И Смотров очень мерзко посмотрел на него. Видимо, ждал, что Макаров станет отрицать и возмущаться. Но он промолчал.

— Так вот, твой так называемый подзащитный, — снова повторил Смотров с меньшим нажимом, — не имея алиби на момент убийства своей невесты, засветился на камерах видеонаблюдения поблизости. Что еще могу добавить, Дима? Добавить нечего.

— А что он сам говорит?

— А ничего. — Смотров с раздражением ткнул папку с делом кончиками пальцев. — Впал в депрессию. Молчит. Даже с адвокатом не разговаривает.

— А Кира Степанова, она что?

— О, вот тут история просто невероятная! Это просто жена декабриста, честное слово. Она о себе забыла, она теперь своего мужа защищает. И не его шаги она в темноте слышала. И не мог-то он никого убить. Он мухи, по ее словам, не обидит. Даже жаль ее, честное слово.