— Ты даже не знаешь, что это. Так почему ты уверен, что ведьма не может это создать?

Мерлин просто смерил меня особенным взглядом и не потрудился объяснить.

Очень трудно изображать из себя влюбленную ведьму, когда тебе до ужаса хочется стукнуть "объект обожания" по голове.

— А если все-таки это ведьмы? Будь Бранвейн хоть Молчаливым, хоть Говорливым, но ему не найти это место без моего на то желания.

— Ты очень самоуверенна.

— Пфф. Кто бы говорил.

— Смотри, — Мерлин сложил ладони лодочкой, пальцы были направлены на меня, как стрелка. — Ты знакома с понятием "вероятности"?

— Спрашиваешь так, как будто я какая-то дремучая ведьма.

— Кто, по-твоему, скорее совершит мощное колдовство — маг или ведьма?

— Ведьма, — без запинки ответила я.

— Матильда. Но нельзя же до такой степени не верить в магов.

— А чего в них верить? Если хорошенько покопаться в источниках "мощного" колдовства, то выяснится, что за ним стоит ведьма, а маг просто присвоил чужие достижения.

— Не все маги такие. Я никогда не присваивал себе чужих заслуг.

Я взглянула на него повнимательнее.

— Верю. Тебе верю, учитывая твою маниакальную принципиальность в сочетании с идеями спасения тех, кому это не нужно. Но далеко не все маги так щепетильны.

— Послушать тебя, так мы вообще неспособны на колдовство. — В словах Мерлина прозвучала обида.

— Я не говорила, что неспособны, но ты просто не представляешь, чем могут быть заняты матушка с бабушкой. Просто чтобы ты понимал масштаб катастрофы: бабуля была замужем двенадцать раз, не считая увлечений. Маги у нее шли как легкая закуска.

— Ну, хорошо, — внезапно сказал Мерлин, — следящие чары так следящие. Какая, в сущности, разница… Но я очень сомневаюсь, что имеет смысл следить, когда там плотная тьма, и потом, вряд ли ведьмы могут меня удивить.

***

Колдовать с Мерлином было довольно приятно. Он не экономил силы, не пытался переложить на меня всю сложную и кропотливую работу. А магия была масштабная: шутка ли, буквально из ничего создать глаз, который будет подсматривать и подслушивать. Да еще важно, чтобы он обладал маневренностью и легко мог добраться до хижины, то есть чувствовал направления. И естественно, остался незамеченным. Иначе что это за следящие чары, если их легко заметить?

Задачка непростая, но не то чтобы невероятная. И мы сработали как надо. Даже гордость взяла.

Я немного волновалась, когда следящие чары преодолели охранную завесу и скрылись во тьме. Сначала ничего не было видно. Как будто резко наступила слепота. Пугающее и неприятное чувство.

— Тьма темная, как и следовало ожидать, — важно заметил Мерлин.

— Да, совершенно непроницаемая. Но я уверена, что мы не зря наколдовали…

— Разумеется. Тренировка была полезна.

— Ты думаешь, эта тьма теперь везде?

— Где-то она кончается. Не существует бесконечности. Все рано или поздно заканчивается.

Я крепко зажмурилась, пытаясь избавиться от давящей темноты перед глазами.

— Странно, — заметил Мерлин, — но я больше не вижу тех цветных вспышек, молний и искр.

— Мфррр… — пробормотала я, не открывая глаз. — Дрянь неведомая. Вот мое ведьмовское мнение.

— Смотри, Матильда, — прошептал Мерлин, — она проясняется.

И я посмотрела.

Генгема и Бастинда увлеченно били посуду на кухне. Бабуля подняла над головой тяжелую супницу и обрушила ее на пол. Белые осколки разлетелись в стороны, точно лавина.

— Мало, — сказала матушка, озирая внушительную гору осколков.

— Те чашки с розочками, мне никогда особо не нравились. Подарок моей третьей свекрови. Как знала, что пригодятся.

Чашки сами попрыгали с полки вниз.

Разгром, который творился в хижине, смахивал на следствие сильнейшего помешательства, но ба и ма действовали с тонким расчетом.

— Видишь, — у меня в ухе зазвенел голос Мерлина, — ничего интересного ведьмы не делают.

— По-твоему, они решили избавиться от старой посуды?

— Может, и так. Не знаю, какие у них привычки. Может, это старая ведьмовская традиция. Раз в тридцать лет накануне кукурузной луны бить все, что попадется под руку.

— Кукурузная луна уже прошла, — ответила я.

— Ну, не кукурузной. У вас каждая луна носит какое-то поэтичное название.

— Тихо, — призвала я мага к порядку.

— Они не могут нас услышать.

— Да, тихо… смотри внимательно.

Кажется, ведьм устроило количество черепков. И бабуля извлекла из кармана красное фарфоровое сердечко и положила его на вершину горы.

— Надо как-то усилить, — сказала мама. — Этого будет недостаточно.

— Да, где у нас эта милая вещичка? — спросила бабуля и подошла прямиком к резной шкатулке и достала из нее…

— ЭТО ОН. ЭТО ЧЕРНЫЙ КАМЕНЬ, — Мерлин почти оглушил меня своим криком. — Как они его нашли? Матильда, нам нужно его немедленно забрать. Тогда я смогу освободиться.

— Не кричи… я прекрасно тебя слышу.

— Но это он. Тот самый артефакт.

Под крики Мерлина я пыталась сосредоточиться и не потерять картинку. А то он слишком уж разволновался, сейчас чары упадут, и мы не узнаем, что задумали мои дорогие ведьмы.

А к магам у меня вопросы. Чтобы назвать "черный камень" черным камнем нужно иметь изощренное воображение. Артефакт не был черным и не был камнем.

— Мерлин, ты уверен? Эта штука алая. И не больно-то похожа на камень.

— Все верно. Она просто активна и вырабатывает чары. Поэтому покраснела. Зачем они положили черный камень в груду битой посуды?

— Хороший вопрос, Мерлин. Но умоляю, не кричи. Терпение, и мы все узнаем.

А Генгема и Бастинда взялись за руки и начали беззвучно произносить заклинания. Их длинные косы расплелись, и колдовские вихри принялись трепать волосы.

Гора осколков пришла в движение и взлетела в воздух. Казалось, ведьмы стоят в середине фарфоровой метели. Красное сердечко и "черный" камень притянулись друг к другу и вспыхнули рубиновым сиянием.

Кусочки чашек, блюдец, супниц, салатниц, блюд то и дело сталкивались и раскалывались еще сильнее, превращаясь в блестящую пыль.

Но в этой бесконечной гонке осколков друг за другом стал угадываться смысл. Бесформенный вихрь начал приобретать очертания человеческого тела. Кусочки складывались в объемную мозаику и были так плотно подогнаны друг к другу, что в промежутки едва прошла бы шелковая нить.

— Голем, — сказала я.