На другой день я взял в «стекляшке» на Шубиных три бутылки пива, давясь выпил их в подвале, и поехал забирать заказ. Когда я ехал обратно (мне было 16) в утрамбованном людьми троллейбусе, я стоял рядом с молодой женщиной, и вдруг у меня появилась отчётливая и наглая мысль, что мне ничего не стоит вот прямо сейчас как бы невзначай прижаться к ней покрепче, боком, и даже внутренней стороной ладони приникнуть к её бедру. И я даже стал как-то не чрезмерно уверенно, но-таки реализовывать это. И мне казалось, женщина всё это понимает. Но всё-таки что-то и сдерживало. Дома я поставил бобину и в полутьме, следя за индикаторами катушечника (они непривычно дергались слишком высоко, «студийная» запись!), стоя слушал. «Beatles for Sale» немного разочаровал, «Pepper» разочаровал ещё больше, хотя неожиданность выстроения композиций (многие из которых были мне знакомы) волновала и вводила в недоумение. Но когда прозвучал последний «великий» аккорд «A Day In The Life», я, в его затухании, сел на диван и загрустил; стало вдруг обидно, что всё оказалось не настолько эффектно и волшебно, как я ожидал (хотя вполне должно было быть понятно, что и всемирная культура, да и я сам попросту гиперболизировали эти мои ожидания).

Вино как средство коммуникации, реализации подавленных мыслей и эмоций, как средство раскрепощения, снятия табу. Да, это могло быть. И это было, пожалуй, необходимо. Но я пил много. Вместе с другими. И, бывало, перебирал. Перебирал настолько, что понимал, что уплыл контроль, но я не могу уже с этим ничего поделать, — контроль за речью, за внятностью речи, даже за равновесием, реже за поведением. Мучаясь, бывало, от похмелья, я понимал, как это плохо (много пить), но проходило некоторое время, и я чувствовал, что нет никакой проблемы в том, чтобы вот в этот раз выпить, например, в общаге, на квартире с друзьями или в амбулатории, или даже одному на радостях, или от усталости. Всё это поддерживалось трендом. Я видел: пили почти все; по крайней мере, те одноклассники, однокурсники и коллеги, с кем я предпочитал общаться в силу их живости, коммуникабельности или кажущегося мне их возможного потенциала чему-то меня научить, кроме того что сидеть за скучными учебниками, быть нелюдимым, скучным и погружённым в себя, как некоторые из класса, группы или рабочего коллектива. Я видел, и, как ни странно, считал естественным и понятным, что многие в потоке этого тренда предпочитали даже бравировать неблаговидными моментами, связанными с перепоем. Это было для анекдотов и для общего ха-ха, всё это: блевота, неадекватность, половая слабость, глупые поступки. Над этим стоило посмеяться всем, кто бы ни проштрафился, и мне тоже.

С другой стороны, я всегда считал себя интеллектуальным человеком и был уверен, что силы моего мозга вполне хватит, чтобы контролировать, в целом, процесс. В какой-то момент я даже гордился собой, гордился тем, что имею способность не выглядеть пьяным, при том что выпил достаточно много (впрочем, не помню, когда у меня это появилось: до или после «просцовского периода»). Но, на самом деле, практика вскрывала этот мой самообман, и частенько я оказывался в связи с пьянкой в недостойном положении. Однажды мы крепко выпили в амбулатории, после чего я отправился на вызов к бабуле-сердечнице на улицу Пионерскую. По пути на вызов я был бодр, полон сил и контроля, но, оказавшись в доме пациентки, я вдруг обнаружил, что практически не владею внятной речью и даже с трудом понимаю, о чём говорит несчастная бабуля. Это меня напугало, расстроило и обескуражило. С горем пополам обслужив-таки вызов, я вышел на довольно крутой склон улицы Пионерской, присел на этом склоне и, глядя на холмы Просцова, пригорюнился. Мне было стыдно и жутко тяжело от этого стыда. Я просидел там не менее получаса, приходя в себя и тоскуя по тому, как же я не уследил за падением своего достоинства в этот раз.

Всё это, казалось бы, не могло не настораживать. Но хотя слова жены хозяина моей новой квартиры и тронули во мне некую задумчивую струну, мои беспечность и самоуверенность распялили свои сочные рты и рассмеялись, брызгая слюной в лицо всему белу-свету. Всё-таки я пью не много, успокаивал я себя. Что такое полторашка некреплёного пива раз в неделю? Кодироваться что ли мне, как этому Ивану? Смешно! Да, я тогда пьяный завалился к бабуле. Но это был разовый инцидент. Отстаньте от меня со своими глупостями, господа самогонщики и их жёны!

Глава 8. Начало лета

«Все усилия человека, чтобы наполнить свой желудок, но голод возвращается вновь и вновь» (Екклесиаст 6:7, Новый русский перевод).

Нагрузка на работе с приходом летнего тепла уменьшилась, и мне было приятно обживаться на новом месте. Здесь было, конечно, гораздо больше от цивилизации, чем в предыдущих местах; правда работало всё это со скрипом или не работало вовсе. Например, помимо труб отопления был умывальник, вода из которого стекала в какую-то примитивную канализационную систему, и подобия унитазов в отдельных кабинках для каждой квартиры в конце коридора тоже пытались подстроиться под это нечто полугородское. Но умывальник как-то почти сразу по моему заселению засорился, и я обратился за помощью к Сергею, соседу, который, как я слышал, знал толк в сантехнике. Он пришёл с металлическими тросиками и начал по-сантехницки, на коленях, что-то крутить-продвигать этими тросиками в трубах. Поговорили по-простому. У Сергея тоже была жигулюшка, как и у Ивана, и он тоже слегка баловался самогонным бизнесом, ну и что-то там куда-то на машинке своей возил-перевозил. От Ивана он отличался. Если Иван напоминал гордого волка с подоблезлым хвостом, то это был такой медведик, самодовольно и уверенно поедающий в чаще свою малину; он не был закодирован. Дочка его бойко и с полуулыбкой здоровалась со мной, а жена была весела, приветлива и даже гостеприимна (как-то они даже зазвали меня на окрошку). Видимо, самогонный бизнес Сергей перепоручил жене. Из всех примеров скоропостижного спивания (забегая вперёд) за всю мою жизнь, именно пример жены Сергея был самый страшный.

Жители квартир № 2 и № 3 были не такими радушными. В № 2 жил долговязый Роман (тоже лет 30) с женой. Они были какими-то холодно замкнутыми, и причину этой их замкнутости я понять не мог. Как-то Саша-водила, приехав за мной на «буханке», не преминул громко подтрунить над пахавшим огород Романом. Я подумал, что они с Сашей одноклассники, и Роман — что-то вроде Макса Малькова, над которым большинство в нашем