куда-то далеко. Наверное, к доче. Она затихает с раскрытыми глазами. Навсегда.

Я рассматриваю свои окровавленные руки. На запястьях защелкиваются наручники. Меня вздергивают, обыскивают и толкают прикладом в спину к военной машине.

38

Я в камере без окон сижу на жестких нарах. Лязгает засов железной двери.

– Контуженый Никита Данилин на выход!

Конвойный сопровождает меня из подвала в кабинет. Это уже третий вызов на допрос за полдня после взрыва в автобусе для голосования. На этот раз помимо суровых военных в кабинете женщина.

Майор, старший по званию, командует даже ей:

– Алена Анатольевна, забирайте Никиту Данилина. Под вашу ответственность.

Я с удивлением узнаю Алену, начальника цеха с «Краскопласта».

– Свободен, Данилин, – продолжает майор. – Пришло подтверждение от ЧВК «Вагнер». Боец с позывным Контуженый проходит реабилитацию.

Мне возвращают документы и вещи. Мы с Аленой покидаем военную комендатуру. Уже ночь. Вдыхаю полной грудью свежий воздух, после спертого духа подвала это особое удовольствие.

– Посчитали меня диверсантом, – объясняю Алене свой арест.

– А меня пособницей диверсанта.

– Почему?

– Я последняя, кому ты звонил. За час до теракта.

– Разобрались.

– Разборок бы не было, если бы ты террористке не помогал. Зачем?

Я пожимаю плечами:

– Женщину ранили, я был рядом.

– Не женщину, а террористку. И не ранили ее, а ликвидировали свои же.

– Я рассказал, как было. Про женщину с рюкзаком, Михалыча и про «девятку» цвета «мокрый асфальт».

– Тебе повезло, что комендатура быстро обнаружила «девятку». Диверсанта ликвидировали при задержании. При нем нашли оружие и устройство для активации бомбы.

– Откуда ты знаешь?

– Я своя, родилась здесь и выросла. Меня знают и доверяют.

– Я тоже свой! Освобождал ЛНР, был ранен, лечился здесь.

– Вот именно.

– Что не так?

– Майор в больницу звонил. Ему объяснили, что тяжелая контузия – это травма мозга. А мозг наша сущность. Ты мог стать другим человеком.

– Диверсантом?

– А разве ты остался прежним?

Вздыхаю и честно сознаюсь:

– Не совсем.

– Поэтому тебя отдали на поруки благонадежной гражданке.

– Сама вызвалась?

– Не нравятся мои руки?

– Я жрать хочу.

– Еще услугу за тебя обещала.

– Себя?

Алене импонирует мой испуг:

– Новые окна! Это дефицит. – Она открывает дверь военного УАЗа. – Садись, Никита. Я договорилась, нас довезут. Иначе патруль задержит.

Мы дома у Алены, сидим напротив друг друга за столом на кухне. Я ем, она смотрит, подперев ладошками щеки. Только водку пригубила вместе со мной и не поморщилась.

За окном тихо, а в моей голове вспышка той роковой ночи. Сжимаю виски, трясу головой:

– Ребята не дожили. Сейчас бы порадовались. Особенно Днестр. Если Луганск с Донецком в России, то и до Приднестровья дело дойдет.

– Никита, ты опять за свое. Сколько можно?

– Я бы давно забыл, если бы всё помнил. Где был Русик в ту ночь? С нами или нет?

Алена цепляется в мои руки, заглядывает в глаза:

– Жизнь слишком коротка, чтобы подолгу копаться в прошлом. Так и будущее пройдет мимо.

В этом она права, и я киваю:

– Жизнь слишком коротка, особенно на войне.

Алена отбрасывает мои руки.

– Ну хорошо. Я узнала, как ранили Руслана Краско. Если тебе это поможет…

– Как?

– Говорят, он хотел приспособить квадрокоптер для сброса гранат. Придумал какой-то зацеп.

– Да, точно! Русик экспериментировал, то одно попробует, то другое, чтобы сбрасывать по команде. Трудность в том, что граната на квадрике уже должна быть без чеки.

– Вот он и попробовал. Неудачно. Граната упала ему под ноги, Руслан успел накрыть ее тяжелым бронежилетом, который ударил ему в лицо. Сломанный нос, неприятные раны на лице, зато теперь он далеко от войны и владеет востребованным бизнесом.

– Значит, Русика не было с нами в последнюю ночь.

– Это случилось на следующий утро.

– Ему повезло.

– Тебе тоже. И тогда, и сегодня, – напоминает Алена.

Она убирает со стола грязную посуду, а я продолжаю выяснять:

– Кто-нибудь из местных видел Руслана Краско? Он мог приехать домой и не зайти на завод.

– Как? У него даже ключей нет. За квартирой присматривает наш завхоз.

Странно. Руслан не приезжал в родной город, зато был в Дальске. Раненный в лицо встречался со Златой. После чего она исчезла. Могла испугаться моего возвращения, а могла и раненного незнакомца. В любом случае Злата что-то знает.

На пустом столе остается бутылка водки и две стопки. Алена действует, как начальница. Она разливает водку и спрашивает:

– Ты на всю жизнь теперь Контуженый? А какой ты в прошлом, Никита Данилин?

Вопрос застает врасплох. Мог бы прежний Никита поставить на место Макса Лупика? Или дать отпор жадному таможеннику? Вряд ли.

Я мотаю головой:

– К больной голове я привык, и в прошлое не вернусь.

– Война всех меняет. И баб тоже. За это и выпьем.

Мы выпиваем. Алена гасит свет и тянет меня в спальню. Мягкая кровать, долгий поцелуй. Она раздевает меня и переходит к ласкам. Она обворожительна и настойчива. Мое тело в ее власти, чего не скажешь о мозге.

Дом Алены рядом с железной дорогой. За окном стучат колеса тяжелого состава, под покровом ночи в прифронтовой город прибывает товарняк. Знакомые звуки возвращают меня в родной Дальск, и мозг рисует картину.

Старый паровоз, в будке я и Злата. Моя ревность, переходящая в злость, и насилие. Передо мной ее глаза, в голове отчаянный голос: нет, отвали!

Я вздрагиваю и отшатываюсь.

– Что с тобой? – это уже голос Алены.

Я прислушиваюсь к себе и осознаю беспомощность:

– Ничего не получится.

– Сейчас или вообще?

Я молчу. Алена грустно улыбается:

– Со мной… Ты опять вспомнил ту, с которой не дошел до ЗАГСа?

Что на такое ответишь, лучше промолчать. Алена садится в постели сжимает грудь, демонстрирует кружевной лифчик и усмехается:

– А я новое белье специально для тебя надела. Купила после первой нашей встречи.

– Ты знала, что мы снова встретимся?

Алена бодает головой мою голову и смеется:

– Контузия заразна! – Она подпрыгивает в постели и садится на колени, чтобы я видел новые трусики: – Представляешь, продавщица уверяла: любой мужик не устоит. Обманула.

Я бросаю взгляд вниз живота, демонстративно вздыхаю:

– Я не устоял.

– Что с тобой делать, Контуженый? – Алена забирает подушку и выходит из спальни: – Спи.

Мы спим отдельно. Утром встречаемся одетыми. Говорим о референдуме, о тяжелых боях, о подлых американцах и не смотрим в глаза друг другу.

Неожиданный звонок Алене. Она слушает, сводит брови и бледнеет.

– У меня его нет. Ушел на первый автобус в Ростов, – говорит она и опускает телефон.

Следующая фраза уже мне:

– Уходи. Срочно.

– Что случилось?

– Кто-то из