«Группы Вагнера» звонил коменданту. Просят тебя задержать. Тебя в чем-то подозревают.

– Это Вепрь. Его брат погиб, а я…

– Никита, это серьезно?

– Они разбираются, я тоже. Пока ничего не ясно.

– Это опасно? – переспрашивает Алена.

– Вчера Михалыч погиб, а я опять выжил. – Я подхватываю рюкзак и, прощаясь в дверях, обещаю: – Я позвоню тебе, Алена.

В ее глазах печаль:

– Второй раз мне на поруки Контуженого не дадут.

39

Я иду по Луганску и с каждым шагом осознаю – теперь у меня нет выбора, нужно найти предателя. И чем скорее, тем лучше. Вепрь устал ждать. Он жаждет отомстить за смерть брата, а я должен знать, кто виноват в смерти моих друзей. Предатель ответит по законам ЧВК. Кто бы им ни был. Даже я.

Возможно, меня ищут, но бежать и прятаться – не вариант. Мне нужно в центр города, там ключ к разгадке. При входе на рынок меня останавливают и проверяют рюкзак. Сегодня последний день референдума, а в одном из павильонов работает пункт для голосования. Вчерашний взрыв автобуса заставил власти усилить меры безопасности, а народ подстегнул, как пощечина в драке. Голосовать на референдум пошли все, кто откладывал и не решался.

У павильона с флагами Луганской республики и России слышу знакомый голос:

– Пожалуйста, не толпитесь у дверей. Запускаем группами, растяните очередь. Вы же понимаете, нужно соблюдать осторожность.

Это волонтер Лиза уговаривает людей не создавать толпу. Люди в очереди разные, и молодые, и старые. Делают вид, что слушаются, но не расходятся, стараются быть ближе к заветной двери.

Собравшиеся демонстрируют сплоченность и наперебой подбадривают друг друга:

– Надоело прятаться. Устали бояться.

– Пусть видят, мы за Россию.

– Хоть наши дети и внуки будут жить счастливо.

– Страшно немного, но мы ждали этого восемь лет.

– Мне утром дочка с Севастополя звонила. И про взрыв знает, а все одно: иди голосуй, я за тебя буду молиться.

Пожилой мужчина везет интеллигентную старушку в инвалидной коляске. По виду устал, везет издалека, и я решаю ему помочь.

Лиза замечает инвалидное кресло, машет рукой и освобождает дверь:

– Давайте пропустим женщину.

Очередь расступается, а Лиза вполголоса отчитывает сопровождающего:

– Зачем сюда. Могли бы вызвать на дом.

Старушка в кресле слышит ее, цепляет жилистой ручкой и заглядывает в глаза:

– Мне девяносто, дожила. Я учитель истории, а тут взаправдашняя история. В такой день и дома? Об этом в учебниках напишут.

Люди замолкают, осмысливают слова старой учительницы и приосаниваются. Они тоже творят историю.

Я завожу коляску в павильон. Лиза узнает меня, мы здороваемся. Она меняется в лице:

– Михалыч наш вчера…

– Я был там, видел.

Она отводит меня в сторону:

– Почему он? А где были другие?

Я думаю. Почему он герой, а я опять в стороне? Герои погибают, а я выживаю. Контуженная голова возвращает к моменту взрыва. Михалыч забегает в автобус в поисках опасного рюкзака. Он кричит, чтобы все вышли. Счет идет на секунды. Организатор теракта в «девятке» замечает провал исполнителя и посылает сигнал на взрывное устройство.

Я понимаю, почему Михалыч не раздумывал:

– Михалычу сразу поверили. Мне бы нет. Он всех спас.

– Кроме себя, – добавляет Лиза. – Я с ним почти год, всякое бывало. Помнишь, как дрон-камикадзе на нас…

Она осекается, хмурится, вспоминает. Мегафоны на рынке транслируют добрые советские песни. Собравшиеся у павильона слушают, на напряженных лицах рождаются улыбки. Лиза впускает для голосования очередную группу. Дождавшиеся открыто радуются. Настроение Лизы тоже меняется.

Она возвращается ко мне:

– Не хочу о прошлом. Здесь все ради будущего. А ты зачем?

– Прошлое не отпускает, – честно признаюсь я.

Лиза дружески треплет меня по голове:

– Девчонки таких любят.

– Каких таких? Чокнутых?

– А кто еще всегда по-людски.

– Наш Михалыч вчера. Вы сегодня. – Я спохватываюсь: – А раньше тем более.

– Скажешь тоже. От любого бойца на фронте пользы в тысячу раз больше.

Я не успеваю возразить. Неугомонная Лиза возвращается к обязанностям волонтера. Я завидую ее энтузиазму. Все-таки она из тех чокнутых, которые всегда поступают по-людски.

Иду дальше, нахожу знакомый павильон «Ремонт телефонов». Жму руку одноглазому мастеру. Кутузов воодушевлен, как и все, и жаждет поговорить.

– Я в первый день проголосовал. А ты?

– Так я же из России.

– Тогда ответь. То, что мы в Россию обеими руками – это не вопрос. А вы нам рады?

Вопрос застает врасплох. В таком ракурсе я не задумывался. Надо, так надо. А чтобы радоваться, нет времени.

Отвечаю, как есть:

– За Крым я радовался, а за вас воевать пошел.

– Только за нас? – придирается Кутузов.

Вспоминаю напутствие Чапая.

– Мы воюем за наше будущее, за Россию. А радоваться будем после Победы.

– Для нас референдум уже победа, – признается Кутузов. – Жаль, что за мир еще придется повоевать. Контуженый, ты знаешь, из-за чего НАТО бесится и с нами воюет?

– Хотят быть главными.

– Они бесятся, потому что убеждены, все стремятся в Европу. У них всё лучшее, все рвутся к ним. Это платформа, на которой базируется их исключительность. А мы выбрали Россию. У них ум за разум, как так? Платформа треснула, они зашатались. Паникуют и сами себе вредят.

– Нам тоже.

– Мы перетерпим, сосредоточимся и победим, – убежденно говорит Кутузов.

– Иначе никак, – подтверждаю я.

Мастер вспоминает наш телефонный разговор.

– Так, ты же по делу. Ты серьезно на счет телефонов. Сам не вспомнил?

Я трогаю голову с разных сторон:

– Тут помню, тут нет.

Шутка помогает унять волнение. Я вспомнил роковой день вплоть до деталей, но всё равно испытываю тревогу. А что, если предателем окажусь я? Возможно, ретроградная амнезия спасает меня от позора.

Кутузов достает пакет с разбитыми телефонами.

– Раз приехал, дело серьезное. Попробую восстановить удаленные сообщения.

Он высыпает перед собой груду запчастей, отсеивает пальцем микрочипы.

– Где чей? – не понимаю я.

– Ты не просил. Хорошо, хоть так сохранилось.

Мастер подсоединяет микрочипы к ноутбуку, проводит манипуляции. Время от времени комментирует:

– Ограничимся последними днями перед кончиной аппаратов?

– Там главное.

– Восстановленное сохраню на ноуте, а потом тебе в смартфон скину.

– Получается?

– Дело мастера боится, если этот мастер, – Кутузов подмигивает и хрипит страшным голосом: – одноглазый.

– Вот бы мне также восстановить стертую память.

Кутузов меняет чипы:

– В этом нечего восстанавливать… А тут имеется.

– А как я определю, где чей телефон?

– Это важно?

– Еще бы.

– Я создам отдельные папки и скину туда же инфу из чатов. По ним разберешься.

– Точно, – выдыхаю я, борясь с нарастающей тревожностью.

Кутузов заканчивает работу. Я протягиваю телефон, он перекачивает в мой аппарат результаты восстановления.

Я касаюсь