Он кивает.

– Да, зачем развешивать свои чувства на стенах? Ты ведь не собиралась никогда и ни с кем ими делиться. Верно?

– Ты так говоришь, будто в этом есть что-то нездоровое, – я цепляю нитку на своей пижаме.

– Ты сама сказала, что это отвратительная привычка.

Я усмехаюсь, поднимая взгляд.

Он подходит ко мне, держа руки в карманах.

– Так что же ты делаешь теперь, когда у тебя нет дневника?

Издав смешок, я вырываю нитку и скатываю между указательным и большим пальцами.

– Выплескиваю чувства.

– Выплескиваешь? – спрашивает он, останавливаясь передо мной.

– Говорю и делаю чересчур много.

Его глаза смотрят на меня так, будто помнят, что мы едва не поцеловались всего несколько минут назад. Я опускаю взгляд, потому что у меня нет той смелости, что была, когда шел дождь и мы словно находились на нашем личном маленьком острове. Имани подбегает ко мне с моим светло-голубым лаком.

– Можешь накрасить мне ногти этим цветом?

– В следующий раз, Имани, – говорит Картер.

Она поворачивается к нему, надувая губки.

– В следующий раз точно накрашу, – заверяю я ее.

Она улыбается и кладет лак на место.

– Пойди найди Ливви, скажи ей, что мы уезжаем.

Девочка подскакивает, выбегает из комнаты и зовет:

– Ливви!

Мы остаемся вдвоем.

– Просто чтоб ты знала: я считаю, что всё, что ты говоришь и делаешь, – идеально. – Он проходит мимо меня к двери. – Не помешало бы, чтобы ты говорила и делала еще чуть больше.

– В каком плане? – спрашиваю я, наклонив голову.

– В плане твоих чувств! – Он переступает через порог, бросая на меня последний взгляд, прежде чем скрыться в коридоре. У меня перехватывает дыхание.

То, что я никогда не сделала бы, если бы мой дневник остался у меня

1. Заговорила с Оливией Томас и подружилась с ней.

2. Поехала в Хьюстон и посмотрела в лицо своим суждениям о моей собственной расе.

3. Поговорила с Картером Беннеттом о своем отце, стереотипах и «Орео».

4. Поговорила с Картером Беннеттом о своих списках и чувствах.

5. Поехала в центр города и увидела благовоспитанного Одена Рейнольдса с совершенно другой стороны.

6. Напилась в ночном клубе и проснулась в постели Картера Беннетта.

7. Едва не поцеловала Картера Беннетта. Снова и снова.

Шантажист наконец снова присылает мне сообщение этой ночью: «У тебя есть время завтра до полуночи сделать что-нибудь еще».

Я отправляю скриншот Картеру.

Картер спрашивает: «И… что это будет? Хэтти? Колумбийский университет? Дестани?» Потом отдельным сообщением: «Мэтт?» Словно ему пришлось приложить усилия, чтобы заставить себя упомянуть его в качестве возможности.

Однако при сложившихся обстоятельствах я едва не забыла об этом пункте: «Признаться в любви Мэттью Рэдду». Слово «любовь» вдруг стало казаться мне слишком сильным.

«Я не хочу делать ничего из этого»

«Когда ты расскажешь мне, что произошло между тобой и Дестани?»

Он спрашивает так, будто я обещала рассказать, будто у него есть особое право знать это. Но после того как он успокаивал меня прошлым вечером на концерте Вонтэ, может, будет не так уж и плохо всё ему рассказать.

«Завтра? Вы, ребята, ведь приедете ко мне, чтобы посмотреть последний фильм?»

«Ага. Или я мог бы позвонить тебе, и ты бы рассказала мне прямо сейчас».

У меня учащается пульс. Позвонить? Поговорить с ним вслух? С паузами, неловким молчанием, дыханием, голосом? Моя кожа вспыхивает от предвкушения. Я переворачиваюсь на матрасе на живот.

«Ладно».

Он звонит, и я таращусь на имя на экране телефона: Картер Беннетт.

Я отвечаю.

– Привет!

– Приветтт, – он добавляет еще парочку «т». – Ты в постели?

– Ага. А ты?

– Тоже, – отвечает он.

Я представляю: его голова там, где лежала моя прошлой ночью, его тело под голубым одеялом, в одних только боксерах. Ну я так думаю… На самом деле я ведь не знаю, в чем он спит.

Словно прочитав мои мысли, он спрашивает:

– В чем ты сейчас?

На моих губах появляется удивленная улыбка.

– Картер, это совершенно неуместно.

– Что? – он смеется. – Как будто ты не думала о том же самом.

Определенно думала.

– Не играй со мной, – говорит он.

– Зачем тебе это знать? А что сейчас на тебе?

– Ничего, – отвечает он.

Я открываю рот, но из него ничего не вылетает. Ничего – как нет ничего и на нем.

Он смеется.

– Да шучу я, Джексон.

Я издаю нервный смешок.

– Не, на мне нижнее белье и носки. Если честно, я не понимаю, зачем люди полностью одеваются, когда ложатся спать. По мне так слишком много ткани.

– Согласна.

Абсолютная тишина. Интересно, какое у него сейчас лицо.

– Ты согласна? И что это значит? Во что ты одета, Джексон?

– В то же, что и ты, за исключением носков.

– Уа-а-а, – завывает он, – черт!

Я прикусываю нижнюю губу.

– Как бы там ни было, мы собирались поговорить не об этом.

– Сначала не об этом, но теперь да. Когда ты сказала «в то же, что и я», подразумевалось еще что-то и сверху?

– Картер!

– Что? Это крайне важная информация.

– Ты хочешь узнать про Дестани или нет?

– Если честно, я не знаю, смогу ли теперь на этом сосредоточиться.

Я прячу улыбку, словно он может ее увидеть.

– Тогда я кладу трубку.

– Нет, подожди! – Он делает глубокий успокаивающий вдох. – Ладно-ладно, я постараюсь.

Я смеюсь.

– Уверен?

– Да. Начинай свой рассказ. – Я ничего не говорю, и он добавляет: – Пожалуйста! – От его низкого голоса у меня по спине бегут мурашки.

– Ладно! – Я тоже делаю глубокий вдох. – Ты знаешь, что в прошлые выходные у Чейза дома была вечеринка?

– Я о ней слышал, да.