— Что? — спросила та испуганно. — Что я должна делать? А, отвернуться. Хорошо.

Она отвернулась, прислушиваясь к тому, что творится за ее спиной. Но, видимо, способностью Зои было бесшумное превращение.

Зоя, уже в человеческом обличье и одетая (поскольку пальто она успела перед превращением сбросить на снег), пошатываясь, подошла к Ольге, тронула ее за плечо.

— О-ох! — вздрогнула та.

— Прости. Я надеялась, что никогда не стану делать этой мерзости, да еще перед тобой. Но в животном состоянии у меня прибавляется сил и совершенно заживают раны.

Она показала Ольге свою рану. Действительно, кровь из бедра девушки уже не сочилась.

— Господи, как ужасно, — прошептала Ольга. — Зоя, что нам теперь делать? Он лежит, но он жив, и если он встанет…

— Нужна подмога, — серьезно сказала Зоя. — И обязательно кто-нибудь из Стаи. Чтобы они зафиксировали, что он первым напал на нас и мы не превышали уровня необходимой самообороны.

— Что?! — не поняла Ольга.

— Пусть его арестуют представители Стаи. И сами с ним разбираются. Одно только скажу: он нездешний. Совсем нездешний. И это очень опасно.

— Да что же это такое?! — воскликнула Ольга. — Почему нет житья спокойного? То колдуны приезжают, то оборотни появляются, и все нездешние! И всем от нас чего-то надо!

— Ладно, это эмоции, — отрезала Зоя. После перекидывания она как-то посуровела характером, видно, звериная часть натуры накладывала на нее отпечаток. — Идем за подмогой. Сначала к моим родителям, отец должен знать о случившемся, ведь он исполняет обязанности Вожака Стаи…

— А как мы этого здесь оставим? Зоя задумалась:

— Да, это вопрос.

Но, оказалось, что Небо смилостивилось над ними. Потому что со стороны улицы Лизы Чайкиной затормозила машина такси, из нее выскочил отец Арсений. Он прогрохотал по мосту коваными армейскими ботинками, которые надевал только в экстремальных случаях вроде многодневного похода за грибами, подскочил к нашим героиням и закричал шепотом, расширив глаза:

— Что здесь было?!

— Да так, — с коротким смешком сказала Ольга. — На нас с Зоей напал оборотень, только и всего. Зря ты беспокоился.

И тут у Ольги началась истерика. Она хохотала каким-то металлическим лающим смехом, по щекам текли слезы, и она никак не могла уняться.

— Боже милостивый, — пробормотал дьякон. Обнял жену.

Тут подошел таксист.

— Мне вас ждать долго, публика? — начал он развязно и осекся. Глянул на звериную тушу. Сказал сипло:

— Оборотень?

— Да, — ответила Зоя.

— Напал?

— Да. Мобильник есть?

— На, на, — засуетился таксист. — Такое дело, разве я не понимаю…

Зоя взяла телефон, набрала номер…

— Папа, — заговорила она измученным голосом. — Мы тут недалеко. На нас напали. Оборотень типа урсолюда. Запах нездешний. Нет, он не убит. Сообщи в Стаю, пусть немедленно присылают группу к мосту через Тухлый Дунай, в овраг. Мы не можем его без конца караулить. Да, ранена, но уже заживает. На мне же как на волке… А Ольга в истерике, но за ней приехал муж. Да, хорошо, поняла. Пока, пап.

Девушка вернула телефон таксисту:

— Спасибо. — Посмотрела на растерянных и измученных Горюшкиных: — Отец Арсений, увозите ее, прямо сейчас, пожалуйста. Через минуту здесь будут оперативники Стаи, им не нужно присутствие людей. К тому же Ольга очень измучена. Я виновата. Простите.

— Что вы, Зоя, это моя вина. Отпустил жену одну в ночь, вас впутал… Как вы?

Губы девушки тронула тень улыбки.

— Я справлюсь, уезжайте. Вон, видите? Это… Это наши. Идите в машину.

Дьякон кивнул, повел жену, Ольга еле переставляла ноги. Пока шел к машине, поминутно оглядывался. Около Зои и неподвижно лежащего на снегу зверя собирались тени. Они были бесформенны и даже казались бесплотными, но отец Арсений знал, что никакая встреча с ними не может положительно повлиять на человеческую судьбу.

Горюшкины вернулись домой в состоянии сильной подавленности. Ольга еще не отошла от пережитого ужаса, а отец Арсений, естественно, сопереживал жене и ругал себя за то, что позволил ей сосвоевольничать и отправиться в одиночку к подруге, да еще и влипнуть в неприятнейшее приключение.

— Чайку выпьешь, Оля? — спросил дьякон. Жена кивнула, села на диван, безучастно сбросив на пол шубу. Отец Арсений пошел на кухню ставить чайник. Однако когда он вернулся, то увидел, что его благоверная супруга крепко спит на диване, даже не раздевшись и не сняв валенок.

Дьякон вздохнул и улыбнулся — во сне Ольга переставала быть ироничной и многознающей дьяконицей, словно возвращалась в свое истинное состояние, состояние беззащитной девочки. Такой Ольгу увидел семинарист Горюшкин давным-давно в посадском сквере, на скамейке, с бестолковой книжкой в руках. Хотя Ольга в тот момент и не подозревала о беззащитности своей внешности и чрезвычайно бы удивилась, если б Арсений признался ей, что выбрал ее в жены вовсе не за ум, не за острый язычок и строптивый характер, а за это выражение лица, в редкие, особые минуты появляющееся, будто превращалась Ольга в доверчивую трогательную Дюймовочку, которую надобно оберегать от сквозняков и укачивать в колыбельке из лепестка розы. О, конечно, скажи отец Арсений супруге про Дюймовочку, возмущению не было бы предела, ибо Ольга иногда напускала на себя такую феминистическую блажь, что хоть из дому беги прямиком до ближайшего мужского скита!

Отец Арсений осторожно, чтоб не потревожить, стянул с жены валенки и одежду, взял на руки и перенес в спальню. Ольга даже не шелохнулась, видимо, сон у нее от пережитого потрясения был куда глубже, чем обычный. Дьякон уложил жену на кровать, укрыл одеялом, посмотрел на часы и понял, что самому спать ложиться уже нет смысла. Поэтому взял с книжной полки жены первую попавшуюся книжку (попался «Град обреченный») и на цыпочках удалился на кухню — пить чай и читать классику советской фантастики.

А Ольга видела сон — пространный и яркий, словно кинофильм. Будто бы они с Зоей идут по дороге, проложенной в лесу. Стоит ранняя осень, деревья с обеих сторон дороги чуть тронуты золотом и пурпуром увядания. Воздух терпко пахнет сосновыми иглами и грибами, кругом разлита дивная тишина, нарушаемая только шорохом подошв. Ольга видит, что они с Зоей одеты совсем по-простому, как паломницы — в длинные темные юбки из дешевого трикотажа, в затрапезные кофты, башмаки без каблуков, а на головах повязаны одинаковые ситцевые платочки — синие в мелкую белую крапинку. Ольга хочет возмутиться, что в таком виде даже и на паломничество нельзя выходить, слишком уж убого, но потом передумывает: сон есть сон, во что он тебя одел, то и носишь.

Они шагают, а дорога все разматывается впереди серой холстинной скатертью, все выстраиваются в ряды высокие сосны с красно-бронзовыми стволами, небо расцветает закатным багрянцем и окрашивает всю землю в тревожно-яркие тона.