— Есть еще четвертый вариант, — тихо проговорил Бейз: Г — мой друг оказался просто слабым парнем, который предпочел спрятаться. Таким образом начал превращаться в урода.

Он встал.

— Знаешь, в чем разница между вами, Кинг? — не выдержал он, обернувшись на пороге. — Ты смеешься. А она сидит, стиснув зубы. И взгляд у нее такой, что кажется, на нее все обрушилось. Или ее вот-вот поезд раздавит… — Он хотел сказать еще что-то, но передумал, махнул рукой и закончил фразу жестоко: — Какого черта ты привязал ее к себе? Раз уж ты знал, что однажды тебе надоест роль доброго принца и ты пожелаешь стать обычным кретином? Зачем тебе была нужна именно эта девочка?

«Для чего я все это говорю? — подумал он тут же. — Все равно он меня не хочет слышать…»

— Ладно, пока, — сказал он. — Я ведь тебя утомил.

— Бейз, — позвал его Кинг уже в тот момент, когда рука лежала на дверной ручке. — Я…

Бейз обернулся.

Сейчас Кинг уже не прятался. Он стал похож на ребенка, растерявшегося, заблудившегося.

— Я просто не знаю, что мне… Как же мне быть, Бейз? Тащить ее с собой? Я каждое утро молюсь, чтобы рядом с ней кто-то появился. Кто-то, кто сможет ее защищать от мира. Кто будет держать ее за руку в тот момент, когда придется идти по обрыву… А Он меня не слышит. Он вообще что-нибудь слышит, Бейз? Или Он все решил заранее?

— Кинг…

Тот только покачал головой, жестом останавливая Бейза.

— Нет, Бейз. Ты хотел это услышать, так слушай… Ты хотел знать правду, так получи ее. Но — если ты передашь ей наш разговор, ты… Впрочем, если ты ее любишь, ты не станешь ничего ей говорить.

— Кинг, — снова попытался заговорить Бейз.

— Ты же сам хотел. Так вот, год назад я простудился. Знаешь, Бейз, все катастрофы начинаются с ерунды. Оказалось, что у меня воспаление легких, и я попал в больницу. Право, я там пробыл недолго… Сбежал, как только температура спала. Видимо, что-то я неправильно сделал, потому что через полгода снова повторилась та же история. И меня погнали на флюорографию… Я не понимаю, Бейз, зачем они туда гонят? Чтобы потом сказать, что ничем помочь не могут, вы скоро умрете, единственное — они поспособствуют умереть поскорее? Они же не лечат это…

Бейз молчал. Он даже смотреть в его глаза боялся.

— Теперь о Мышке, Бейз. Слышал такую строчку: «И девы-розы пьем дыханье, быть может, полное чумы…»? Это я — «дева-роза». С чумой в дыхании. Каждый мой поцелуй дарил ей частицу моей смерти. Но, положим, я этого не знал. А теперь — знаю… Найди другой выход, Бейз. Ты видишь другой выход, а?

Он снова закурил, глядя мимо Бейза — куда-то за окно, точно пытался увидеть там тот самый другой выход.

— Как ты думаешь, что легче перенести? — продолжил Кинг. — Смерть или предательство? В конце концов, она станет помнить только подлеца, который поиграл и бросил, потом возненавидит, а потом и вовсе забудет… А смерть, Бейз? Как она это переживет? Даже если я всю оставшуюся мою дерьмовую жизнь буду стоять в отдалении от нее? Как она сможет пережить мою смерть? Как? Что с ней будет потом?

— Кинг…

— Нет, Бейз, помолчи пока… Я должен тебе все сказать. Я кому-то все это должен сказать, иначе задохнусь. Иногда, Бейз, моя боль больше меня, и тогда я вою, как подстреленный волк… А иногда не могу без нее и иду к ее дому, ночью… Стою под ее окном, и тогда мне становится немного легче. Ты думаешь, что это легко выносить?

Он затушил сигарету и тут же зажег новую. Его пальцы дрожали.

— Ты думаешь, я Ему не молюсь? Только это и делаю… Не о себе — с этим я смирился. В конце концов, никто от собственного личного «страшного суда» никуда не денется. Я о ней молюсь. А Он не слышит… Если ты, Бейз, научился с Ним разговаривать — попытайся… Может быть, Он на тебя среагирует? Бейз теперь и не пытался прерывать его. То, что Кинг сейчас говорил, было больно, невыносимо больно и страшно, но, в конце концов, кому-то надо это выслушать.

— Так о чем я? Ах да… Я прихожу под ее окно. Я стою там до утра и пытаюсь поймать частичку ее дыхания. Я знаю, что не могу разогнать тучи, собравшиеся над нашими головами. А потом, когда она приходит, я пытаюсь сделать все, чтобы она возненавидела меня так же, как я сам себя ненавижу…

— Это невозможно, — не выдержал Бейз. — Она никогда не станет тебя ненавидеть… Она же видит твою душу. Она просто не может сейчас понять, почему ты не даешь ей подойти к тебе ближе. Кинг, мне кажется, тебе надо просто поговорить с ней.

— Она не уйдет, Бейз, — прошептал Кинг. — Ты знаешь, что она сделает, скажи я ей всю правду… Она, наоборот, бросит все и будет здесь, рядом со мной. Она…

Он поднял на Бейза глаза, в которых, кажется, не было ничего, кроме любви и боли.

— Она захочет уйти вместе со мной, Бейз… Просто встать на ступеньку этой лестницы и уйти отсюда. Вот и все, что она сделает, Бейз…

* * *

— Я знаю, чем скорее уедешь ты…

— Аня!

Словно проснувшись, она посмотрела на Дмитрия.

— Аня, у нас только репетиция! Если ты намереваешься вот так уходить, смею тебя заверить, на спектакле ты просто упадешь в обморок! Или сойдешь с ума!

Она машинально кивнула.

— Ты актриса. Все. Ты тут не живешь. Различай грани, Аня.

«А они есть?» Вопрос чуть не сорвался с ее губ. Нет граней… Этот вымысел почти не отличается от реальности. Ей плохо. Ей тоже кажется, что она его теряет…

— Хорошо, Дмитрий Сергеевич…

— Аня, если это не прекратится, я буду вынужден тебя заменить…

— Хорошо.

Она только так и отвечала. Безликим, ничего не выражающим согласием на все. Ты умрешь, Аня? Хорошо. Ты останешься живой? Хорошо. Он вообще не мог понять, что с ней происходит. Еще вчера глаза лучились счастьем, и одни только детские проделки — то в окно вылезет на первом этаже, то на этюдах заставит всю группу ставить анекдот про Белого Джо. И вдруг — эти крылья упавшие…

Этот отрешенный взгляд. И жизнь только во время репетиций, когда, казалось, ей мало образа, мало — она там со своей болью не помещается, и вместо маленькой девочки Кончиты появляется грандиозное, странное… Когда эта девочка по внутреннему своему страданию начинает превосходить главного героя. Ах, конечно, ей бы сейчас больше подошло — «душой я бешено устал». Какой тайный горб она таскает на груди?

— Все, — устало сказал он. — На сегодня все. Завтра… Аня, останься.

Она ответила: «Хорошо», покорно и обреченно. Остановилась на входе уже, вернулась — во всем ее облике угадывался надлом.

— Сядь, — попросил он.

Когда прозвучало снова это «хорошо», он с трудом подавил в себе желание подойти и тряхнуть ее за плечи.

— Аня, что происходит?

Она подняла на него глаза, измученные и усталые. Он почти угадал ответ: «Все хорошо»…