— Спросила как, — пояснила Мышка.

— То есть?

— Ну как, вот и все…

Мышка затянулась сигаретой и задрала голову к самому небу, надеясь увидеть там лестницу. Очень бы сейчас она оказалась кстати, подумалось ей. Но небо было пустым, равнодушным и обычным. «Типажным», усмехнулась она про себя.

— Кстати, что тебе сказали?

— Чтоб я поторопилась с документами. И пришла в следующее воскресенье…

— Точно поступишь…

— Кто бы и сомневался, — усмехнулся Вовка. — Кстати, когда станешь знаменитой, помяни меня, как первооткрывателя…

— Я не стану, — заверила его Мышка. — У меня полное отсутствие типажности…

— Такие-то и становятся, — тихо сказал Вовка, серьезно глядя на Мышку. — В просторечии это называется — личность…

* * *

Он ждал ее уже так долго, что невольно начинало казаться, будто некто ему неведомый нарочно растягивает время, чтобы было еще невыносимее… Что бы он ни делал, оно все равно не убыстряло ход…

К тому же и чувствовал он себя мерзко и странно — наверное, просто простыл… Ему отчего-то иногда становилось больно дышать, и — вот еще новости! — то было так жарко, что хотелось под душ, то, наоборот, холодно до зубовного стука…

Когда раздался звонок, он вскочил так резко, что закружилась голова…

— Черт, — выругался он сквозь зубы, впервые испугавшись сильного головокружения. — Что это со мной?

Он побрел открывать дверь — именно побрел, как восьмидесятилетний старик, снова и снова грустно удивляясь тому, что земля и на самом деле вертится, да так быстро, что уходит из-под ног.

— Привет, — сказала Мышка, на минуту прижимаясь к нему.

Он не мог даже ей ответить, только стоял, все еще пытаясь вспомнить, где же умудрился так простудиться…

Она поймала его состояние — подняла глаза, полные тревоги.

— Что с тобой?

— Ничего…

Дотронувшись до его лба, она тихо вскрикнула:

— Ты же горишь! У тебя есть градусник?

— Нет, — покачал он головой. — Слушай, все такая ерунда, право… Я просто слегка простудился…

Она словно не верила ему.

— Я сейчас, — сказала она. — У соседей наверняка есть градусник.

— Боже, ты собираешься еще и их поднять на ноги?

— Тогда надо вызвать врача, — настаивала Мышка. — У тебя же не лоб, а раскаленная сковорода!

— Все это ерунда, — сказал он, выдавливая из себя улыбку. — Это пройдет…

Он даже обрадовался новому приступу кашля, точно этот кашель помогал ему поверить, что в самом деле это самый простой бронхит…

— Ты видишь, все в порядке, — сказал он, когда кашель закончился. — Ты что, никогда не простужалась?

Мышка села напротив него, и по ее глазам он понял — она хочет ему поверить. Больше всего на свете она этого хочет…

— Я сделаю тебе чай… И не спорь со мной. Тебе надо лечь в постель и лежать там, пока все это не пройдет…

Мышка встала и быстро пошла на кухню.

Кинг слышал, как свистит чайник, потом ему показалось, что она с кем-то разговаривает… В голове царствовала такая туманная муть, что он только и мог подумать — с кем же она там может разговаривать, если кроме них двоих в комнате никого нет?

И тут же в тумане появился ответ, ясный, простой и четкий, как озарение.

Она молится…

1982 год, весна

Кофе остывал. Бейз наблюдал, как Мышка помешивает ложечкой сахар, — сто раз уже, отметил он про себя. И смотрит так отстраненно.

— Как дела?

Глупо как-то, подумал он, досадуя на собственную неуклюжесть. В самом деле, он задал ей глупейший вопрос. Она подняла на него глаза, которые «дышали туманами», причем на сей раз, как показалось Бейзу, там в основном туманы и были. Они сидели в кафе друг против друга… Случайно встретились возле ее училища.

— Нормально, — пожала она плечами. — Вера не сводит с меня злых глаз. Через месяц будет премьера «Юноны». Я играю Кончиту. Я даже петь научилась, Бейз! Вере это совсем не нравится… Поэтому она злится… А ты придешь, да?

— Приду, куда я денусь, — рассмеялся Бейз.

Она улыбнулась, при этом глаза остались печальными.

— Мышка, — дотронулся он до ее руки. — У тебя какие-то неприятности?

— Нет, что ты… Все нормально. Может быть, я просто устала…

Она слишком быстро отвернулась, чтобы он мог усомниться в том, что этот жест должен что-то скрыть от него.

— Мышка, — позвал он ее нежно. — Что с тобой происходит?

Она не оборачивалась, только покачала головой.

— Так, — протянул он. — Наверное, я совсем постарел, пока тебя не видел… Как мне кажется, что-то произошло.

Мышка не отвечала. Он чувствовал, однако, что ей очень хочется поговорить с ним, но в то же время она боится своей возможной откровенности.

— Скажи, — наконец решилась она. — Так бывает — человек любит ребенка. Однажды ребенок вырастает… И он, увидев это, перестает выросшего ребенка любить… Так бывает — или…

Теперь она смотрела прямо в его глаза, требуя честного ответа.

— С какой стати? — рассмеялся он. — Нет, Мышка, это невозможно! Ты это про Стаса?

— Он меня больше не любит, Бейз, — прошептала она. — Мы только и делаем, что ругаемся… По любому поводу. И он стал меня избегать… Иногда мне начинает казаться, что я вызываю у него отвращение… Да, я могу это понять. Я ведь изменилась. Я стала другой… А потом, Бейз, дальше я буду меняться еще больше! Неужели это так важно?!

Она говорила тихо, почти шепотом, но ему казалось, что она кричит.

— По-моему, ты все придумываешь, — попытался успокоить ее он. — Вовсе ты не изменилась… Такая же, как была. Скорее уж он изменился… Стареет, становится занудой… Не обращай внимания. Или вот что — исчезни на какое-то время. Просто уйди и не подавай признаков жизни… Он быстро объявится, поверь мне.

— Не объявится, — усмехнулась Мышка. — Я это делала.

— И что?

— Ничего. Посидела пять дней и пришла сама…

— И какая была реакция?

— Полное равнодушие. Посмотрел на меня пустыми глазами, сказал: «А, это ты…» И все. Мне иногда кажется, что он…

Она не договорила, боясь, что на этот раз «изреченная мысль» окажется правдивой.

— Давай об этом не будем, — попросила она. — Лучше расскажи, как Ирина. Как Миша. Как вообще — наши? С этими репетициями, занятиями и прочей чепухой я никого не вижу…