— Ну?

Чтобы не ожесточать женщину, Комов начал складывать лекарства обратно, сожалея об их неизбежной судьбе.

— Мне нужно найти одного из пациентов вашей поликлиники.

— И вы за этим ко мне вломились? Обратитесь в регистратуру.

— Вот и будьте так добры позвонить туда и сказать, чтобы мне оказали содействие.

— Я вижу, вы и впрямь любитель дурацких шуток, — сказала сестра, поджав губы.

— Ага, — простодушно ответил Комов, подвигая ей телефон.

Пухлая рука сдернула трубку. Пока сердитые пальцы терзали диск, Комов запихнул всю аптеку обратно в пакет. Ан, нет, не всю. Он сам не мог бы объяснить, как так получилось, что пузырек с эфиром словно прилип к пальцам. Вкрадчивый голос настойчиво зашептал: "Возьми, пригодится!" Что-то подсказало Комову, что надо соглашаться. У каждого из нас есть такой полезный внутренний голос, надо только дать себе труд к нему прислушаться.

Сам не понимая, зачем, Алексей опустил пузырек в карман пиджака.

— Марья Семеновна, к вам сейчас подойдет гражданин из милиции, окажите ему услугу… Да, да, разрешаю… Довольны? — не удержалась сестра от злобного вопроса.

— Вполне.

Очень быстрым шагом, почти бегом, Алексей покинул кабинет (в коридоре ему вслед, разумеется, громко сказали: "А обещал на минуту!") и скатился на первый этаж, спотыкаясь на ступеньках.

Марья Семеновна уже ждала.

— Вот всё и утряслось. Говорите, кто нужен-то? Фамилию знаете?

— Цаплин Арнольд Андреевич.

— Батюшки! Это который профессор? Так бы и сказали сразу!.. А чего это вдруг его милиция ищет? Вроде гражданин солидный, серьезный…

— Заявление от него было, — сообщил Комов первое, что подвернулось на язык.

— Господи! Что это так?

— Не волнуйтесь, ничего страшного. В машину к нему залезли… год назад, — продолжал следователь сочинять по ходу пьесы. — Воров поймали, да адрес у него поменялся, а он не сообщил.

— Это верно, он у нас недавно прописался. Но ходит часто, всё к сердечному доктору.

"Да уж можно догадаться", — подумал Комов, вспомнив про "Предуктал".

— Так вы гляньте, Марья Семеновна, в компьютере-то.

"Осел! Как я сразу не сообразил прочесать поликлиники!"

— Сейчас, милок… я ведь тут одним пальцем тыкаю… Вот он, профессор Цаплин Арнольд Андреевич.

С колотящимся о ребра сердцем Комов тщательно записал драгоценный адрес.

— Спасибо, Марья Семеновна.

— Не за что, милок. Передавай привет профессору. Давненько он не заглядывал. Пусть сердце бережет, время-то нынче лихое!

— Всё передам, Марья Семеновна, всё передам!

От этого радостного голоса даже в простецкой душе у Марьи Семеновны зашевелились неясные сомнения. Она хотела на всякий случай еще раз повнимательнее рассмотреть странного милиционера, но тот уже исчез. Пропал, будто испарился.

Комов нажал на кнопку звонка в третий раз и держал ее столько, сколько требовалось, чтобы дать понять, что он человек решительный и уверенный в своей правоте. Если за дверью имеется кто-нибудь, и этот кто-нибудь не совсем покойник, он поймет, что ему все равно придется откликнуться.

Что и вышло.

— Кто там?

— Комов.

— Какой еще Комов?

— Все тот же. Открывай, Корявый!

Замки: плюм, плюм! Смотри-ка, как некоторые урки себя замуровали! Берегут добро, нажитое честным трудом.

Дверь приоткрылась на палец, обнаружив глаз и полщеки.

— Ну! Узнал?

— Ты один? — спросил загробный голос.

— Один.

— А там никого нет?

— Где?

— На этаже?

Комов добросовестно огляделся.

— Никого.

Дверь открылась достаточно для того, чтобы Алексей мог проскользнуть, но не слишком широко. И тут же закрылась.

В прихожей плавал тихий сумрак и царил неприятный и очень знакомый запах. Корявый мрачно молчал. Понятное дело, гость пожаловал не самый желанный.

— Ты что в конспирацию играешь? Свет в окне горит, а дверь не открываешь. Метадона наглотался? Или просто нервы?

— С чего ты взял?

— Брось! За километр видно.

— Да ты чё! Я спокоен, как лось в снегопад.

— Ну тогда приглашай в хату.

Корявый (он же Николай Корявин, домушник-виртуоз) затоптался.

— Неприбрано у меня.

— Ничего, потерплю.

— Ладно, проходи.

Комов шагнул — и тут же под ноги подвернулось что-то мягкое, раздался дикий рассерженный вой. От неожиданности Алексей подпрыгнул, а Корявый грозно цыкнул:

— Пшли вон, зверюги!

"Это же котами у него пахнет!" — понял Комов природу окружающего запаха.

Вслед за хозяином он вошел в замусоренную, неприбранную комнату. Два кота прыснули в разные стороны; еще одна отъевшаяся морда враждебно таращила круглые глаза со спинки дивана.

— Извини, я тут слегка заилился… Сейчас воздуху пустим.

Корявый отодвинул штору, и Комов с изумлением обнаружил, что все окно забрано мелкоячеистой сеткой.

С открытой форточкой дышать стало немного легче.

Хотя Корявый все время старался держаться к Комову правой стороной, следователь увидел, что левая щека и пол-уха у него залеплены пластырем и марлевым тампоном с проступившими рыжими пятнами. Стало ясно, почему хозяин квартиры не хотел выходить на свет из мрака прихожей.

— Это что у тебя, Коля?

— Так… старые дела.

Дела старые, а кровь свежая, опытным взглядом определил Комов.

— Они что, к тебе уже заходили?

— Заходили… Залетали…

Сразу стало понятно — и насчет сетки и насчет котов.

— Выпьешь? — спросил Корявый.

— Не откажусь.

Николай открыл бар и достал "Лимонную". Комов в очередной раз был сражен, увидев между бутылками мышеловку.

— Здорово они тебя напугали.

— Меня-то напугали, а вот Чуку Хорька вообще списали.

— Как? Чуку?

Корявый подтвердил:

— Покепали.

— За что?

— А за что кепают? За бабки. Прислали маляву, типа: "Отдай украденное у народа". А он заерепенился.

— А ты, как я понимаю, отдал?

Корявину словно прижгли нежное место утюгом — так страшно он выпучил глаза, сильно задышал и, приблизив свое лицо к Комовскому, выдавил: