Вот как прокурор фиксирует новую версию Феликса о попадании человеческой крови на порог и снег под стеной его дворца: «Что касается следов человеческой крови, обнаруженных в садике, то князь Юсупов, совершенно исключая возможность убийства Распутина в его, князя, помещении, допускает возможность использования лицами, замыслившими убить Распутина, бывшей у князя вечеринки. Эти лица, как кажется свидетелю, могли пролить человеческую кровь в том месте садика, где она была обнаружена»[260].

В любом случае этот пассаж говорил о том, что «лица, замыслившие убить Распутина» князю Юсупову известны. Однако их имен он не сообщает. Собственно, об этом же говорит и ведущий следователь Ставровский, резюмируя результаты расследования: «Изложенные обстоятельства, не исключая в себе указаний на лиц, непосредственно совершивших самое убийство Распутина, тем не менее с достаточной определенностью устанавливают, что это убийство совершено или в отдельном помещении молодого князя Юсупова, во дворце князя Юсупова или же в садике соседнего с дворцом дома. При этом с большей вероятностью можно допустить, что Его Императорскому Высочеству Великому князю Дмитрию Павловичу, князю Феликсу Феликсовичу Юсупову графу Сумарокову-Эльстону и члену Государственной думы Пуришкевичу могут быть известны прямые виновники упомянутого убийства и сама его обстановка. Но, оберегая доброе имя и покой гостей, присутствовавших на пирушке, происходившей в ночь на 17 декабря, князь Юсупов и действительный статский советник Пуришкевич, по-видимому, не желая назвать этих виновников по именам и с полной откровенностью описать все обстоятельства убийства, и таким образом навлекают на себя подозрение в укрывательстве насильственного лишения жизни Григория Распутина»[261].

Любопытно, что еще накануне выхода первых парижских мемуаров Феликса Юсупова в СССР в VII томе сборника документов Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства об этом аристократе писали: «В его дворце и при его непосредственном участии был убит в ночь на 17 дек. 1916 Распутин…»[262]

Издание объявляло его соучастником, но не непосредственным убийцей.

Это связано с тем, что, как мы видели, сам он также сомневался в этом и даже намекал следствию, что лица, замыслившие убить Распутина, могли использовать проходившую у него вечеринку.

Конечно, встал вопрос и о тех женщинах во дворе садика. И хотя Феликс отказался их назвать, полиция довольно быстро выяснила, кто были эти две дамы. Одной из подозреваемых стала актриса балетной труппы Московских императорских театров Вера Коралли. Она была звездой немого кино и, конечно, примой Большого.

«Справка

Декабрь 1916 г.

Господину Директору Департамента Полиции. Артистка балетной труппы Московских императорских театров Вера Алексеевна КОРАЛЛИ, 27 лет, православного вероисповедания, прибыв 12 сего декабря из г. Москвы в столицу, остановилась в гостинице „Медведь“ /Конюшенная ул./, где заняла комнаты №№ 103 и 115 и прописалась по паспортной книжке, выданной конторой Московских императорских театров 16 августа 1914 г. за № 2071, сроком на 5 лет.

Вместе с нею прибыла прислуга, кр.[263] Ковенской губернии, Вилькомирского уезда, Жмудской волости Вероника Осиповна КУХТО, 25 лет, римско-католического вероисповедания, имевшая паспорт, выданный приставом 2-го участка Тверской части Московской столичной полиции 16 июня 1915 года за № 2038 сроком на пять лет. 19-го сего декабря с поездом, отходящим в 7 часов 20 минут вечера, эти лица выбыли в Москву. Билеты им были доставлены лакеем в дворцовой форме.

За время проживания в столице КОРАЛЛИ посещали: Его императорское высочество, великий князь ДМИТРИЙ ПАВЛОВИЧ с неизвестным офицером /небольшого роста, брюнет/ и адъютантом Его императорского высочества Михаила Александровича /в чине поручика/…

За время проживания в столице Коралли ночевала все ночи дома, точно так же не было замечено ее отсутствия в ночь с 16-го на 17-е декабря сего года. Неблагоприятных сведений в отношении всех поименованных лиц в делах вверенного мне отделения не имеется»[264].

Срок пребывания Веры Коралли в Петрограде полностью совпадал с временем осуществления убийства и заканчивался днем, когда был найден труп Распутина.

Балерина Большого тетра Вера Коралли была любовницей Дмитрия Павловича, впрочем, как и его любовником был Феликс Юсупов.

Дмитрий Павлович находился в интимных отношениях с женой своего дяди, великого князя Михаила Александровича, графиней Натальей Брасовой, а также с еще одной родственницей «г-жой Д.» – его сводной, по отцу, сестрой – Марианной Эриковной фон Дерфельден, дочерью княгини Палей (морганатической супруги отца Дмитрия – великого князя Павла Александровича). Она являлась женой сотрудника канцелярии Императорского двора и уделов фон Дерфельдена.

25 декабря, то есть почти через неделю после убийства, в четверть первого Марианна была подвергнута домашнему аресту. Задержание ее было произведено уже известным нам жандармским генералом Поповым, сопровождаемым двумя офицерами, четырьмя городовыми и четырьмя понятыми.

К сожалению, в 357-м деле 246-й описи архива Особого отдела Департамента полиции не содержится упоминания об этом событии. Но зато об этом упоминается в прокурорском деле: «В ночь на 25 того же декабря генералом Поповым, по его заявлению, был проведен обыск у госпожи Дерфельден, согласно распоряжению Директора Департамента Полиции с целью отобрания у нее переписки, устанавливающей ее связи»[265].

Описание этого обыска сохранилось в анонимном источнике за подписью неких сестер «А.», подруг Дерфельден в декабре 1920 года. К тому времени одна из трех дам, бывших на «памятном вечере» в Юсуповском дворце, уже была замужем за графом Заркенау и как актриса играла в Малом театре Нерису в «Венецианском купце» Шекспира.

«24-го декабря днем Марианна была у нас; лица на ней нет. К обеду она поехала на елку в Царское Село к матери; а вечером у нас не должна была быть. В 12¼ и в 12½ ч. ночи я протелефонировала Марианне, и мне сказали, что трубка снята[266]. В 12½ часа – телефон, и я слышу загробный голос графа Николая Константиновича Заркенау, который мне говорит, что сейчас к нему прибегал лакей Марианны Дерфельден с запиской от нее, где она пишет, что она арестована и что телефон у нее снят. Граф Заркенау и ротмистр Косиковский немедленно полетели к ней и просидели у нее до утра.