class="p1">Волосы казались смирными, не обвивали запястья, не стремились петлей лечь на шею. Наверное, тоже устали.

Постепенно расслабляясь, Юга прижался к колену пастуха. Задумчиво улыбнулся.

— Что? — спросил Выпь, почувствовав перемену настроения.

— Мне раньше только мамка волосы разбирала. Никого не допускал.

— О как, — смутился Выпь.

Оба помолчали. Юга, кажется, задремал, и пастух слегка вздрогнул, когда облюдок со смешком проговорил:

— Ты все же поешь себе под нос.

— Вовсе нет.

— Да. Рычишь что-то без слов. Что за песня?

— Мне пели ее те, что воспитали, — нехотя признался Выпь.

— Родители?

— Не думаю. Не думаю, что они были моими родителями.

— А кем они были?

— Приходимцами.

— На людей совсем не похожи, ай?

— Ага. Совсем.

— И ты их не боялся?

— Я любил их, — сказал и тяжело замер на мгновение, на внутренней стороне глаз видя их последнюю встречу.

Юга вздохнул. Зачем-то потерся о его колено щекой.

Выпь заплетал косу, посматривал на открывшуюся шею. Невольно подумал, сколько слипшихся пластов взглядов лежит на ней, на лопатках, на плечах, как часто разглядывали Третьего — вот так вот, со спины.

— Сколько тебе, Юга?

— Хэй, да я старше тебя, пастух!

— Это едва ли. Шестнадцать хоть есть?

— Само собой! — возмущенно фыркнул облюдок. — А тебе-то сколько сравнялось?

— Я не знаю.

— Как так?

— Или не помню. Там, где я рос… Странное было место. Его как будто не было совсем. Словно в узел скручено, око-веко, едино. Не умею лучше объяснить.

— Да как всегда, — хмыкнул Юга, — долго еще?

— Все почти.

Заплел косу. Облюдок сдержанно поблагодарил, не сдерживаясь, поругал — как без этого.

А потом наступил Лут.

Вдруг — цветком раскрылся вокруг — как будто всегда здесь был.

Выпь молча поднялся, немой до костей, от дивной, влекущей, неутомимой красоты, распавшейся округ на тысячи и тысячи взглядов. Все было черным. Все сияло красками. Все было безмолвие. Все пело и звучало.

Теплый сухой ветер трепал ворот куртки, и корабелла плыла по этому ветру, как листяной кораблик.

Пастух, не слушая друга, шагнул к борту, заглянул под тулово корабеллы и Лут глянул в ответ. В самое сердце, в самый центр головы — пробил до боли, до короткого спазма средостения. Выпь покачнулся, ухватился за борт.

Ухнуло в ушах.

— Гляди, пацан, — проговорил Эльрик, стоявший тут же, — гля-яди, любуйся, да только Лут всегда мягко стелет, а спать на кинжалы укладывает…

Второй молчал.

Не родилось еще слов, могущих описать ту многонравную, бескрайнюю красоту, заполняющую его грудь — словно вода, хлынувшая в пробоину.

Выпь прикрыл глаза, стараясь дышать глубже. Юга молчал рядом, и глубокая тьма его глаз легко спорила с чернотой Лута.

***

Уже когда лежали в темноте, грелись друг от друга, Выпь заговорил:

— Юга. Если нас все же найдут и растащат…

— Не растащат. Мы им интересны вместе.

— Дослушай сначала. Если разделят, я… Я все равно тебя найду. Где бы ты ни был. Обещаю.

Юга рвано вздохнул. Ткнулся холодным носом в плечо друга.

— Очень мило, пастух. Давай спать уже.

Выпь кивнул, устроил подбородок на черной макушке и закрыл глаза.

***

Выпь проснулся на рассвете.

Мутным, еле проедающим себе путь сквозь рыхлую плоть здешнего неба. Вчерашних острых глаз Лута над головой не было, ощущение движения тоже куда-то подевалось.

Прибыли.

Сел, оглядываясь. Дул ветер, мелко сеялся пыльный дождь. Хрипло ругался с кем-то Эльрик, шумно харкал за борт. Юга не было, как не было его когда-то, очень давно, в прошлой жизни.

Левое запястье холодили зеленые бусы. Выпь улыбнулся, пригладил шарики. И как умудрился?

Старая куртка исчезла.

Обмен вполне честный. На память. На запах.

Гаер как-то сказал ему: «В одиночку у вас шансов больше». Выпь тогда просто кивнул, давая понять, что к сведению мысль принял, но обсуждать это не собирается. Он не хотел снова заделываться одинцом — хватило.

Но видимо, Гаер тоже не смолчал.

А Юга всегда был скор: на слова, на дела, на расправу.

Выпь выдохнул через теснившую грудь боль. Поднялся, лег локтями на борт корабеллы, оглядывая новый Хом и катая в руке эдр.

Не так далеко виднелась плоская черноспинная дорога, по которой дружно и вразнобой пролетали дальние родственники тахи — мускулистые, шумные, крепко пахнущие.

Выпь проверил, плотно ли сидит новый браслет и махнул через борт на «руль высоты». Навстречу Хому Кинтара.