Во избежание всего этого Джейехерис в 52 году принял «вдовий закон». Старший сын (а за неимением сына – старшая дочь) по-прежнему оставались наследниками, но вдове назначалось такое же содержание, каким она пользовалась при муже. Вдову лорда, будь она второй, третьей или какой угодно женой, запрещалось впредь изгонять из замка, лишать доходов, платья и слуг. Тот же закон, однако, запрещал главам семей лишать детей от предыдущего брака земель и доходов в пользу новой жены и ее детей.

Другой заботой короля в этом году стало городское благоустройство. Драконье Логово успешно достраивалось, и Джейехерис часто сам туда наведывался, чтобы проследить за работами. При этом, проезжая с холма Эйегона на холм Рейенис, он невольно замечал, как неприглядна его столица. Королевская Гавань росла слишком быстро; лавки, хижины, крысиные ямы вылезали там и сям, как грибы после дождя. Из окошка на одной стороне узкой улочки можно было перелезть в окошко на другой стороне, переулки напоминали клубок пьяных змей. Всё это было завалено грязью, навозом и нечистотами.

«Жаль, что из этого города нельзя выгнать всех жителей, снести его и построить заново», – сетовал король на совете. Да и денег это потребовало бы громадных, поэтому Джейехерис сделал что мог. Улицы расширяли, выпрямляли, мостили, худшие из трущоб сносили. В центре города расчистили обширную площадь, засадили ее деревьями, обвели торговыми рядами. От нее расходились прямые, как копья, улицы: Королевская, Богов, Сестер и Речная, она же Грязная. Всё это делалось не в один день, а годами и даже десятилетиями, но начались работы в 52 году по приказу короля.

Строительство отяготило королевскую казну еще более, а мастера над монетой Рего Драза успели возненавидеть не меньше, чем его предшественника, хотя причины были другие. Его обвиняли в том, что он набивает королевским золотом собственный кошелек, на что Лорд Воздуха с презрением отвечал: «Зачем мне воровать у короля, когда я вдвое богаче». Обвиняли в безбожии и непоклонении Семерым. В Пентосе молятся многим богам, но лорд Рего держал дома лишь одного идола – беременную женщину с грудями как дыни и головою летучей мыши, – говоря: «Других богов мне не надобно». Обвиняли в нечистоте крови, чего Драз не мог отрицать: все пентошийцы частью андалы, частью валирийцы с примесью крови рабов и древних, давно забытых народов. Самую же лютую ненависть вызывало его богатство, коего он отнюдь не скрывал, щеголяя шелковыми одеждами, рубиновыми кольцами и позолоченным паланкином.

Монетой он, как признавали даже его враги, управлял умело, но постройка Драконьего Логова и переустройство столицы оказались не по силам даже ему. Видя, что одними налогами на роскошь и каменные стены расходов не покроешь, Драз нехотя ввел новый сбор за вход в город и выход из оного. За лошадей, ослов, мулов, волов взималась особая плата, а повозки обходились дороже всего. Пошлина эта, учитывая количество входящих и выходящих, обогатила казну, но учредившего ее пентошийца возненавидели вдесятеро сильнее.

Однако долгое лето, обильные урожаи, мир и процветание мешали недовольству прорваться, а под конец года королева Алисанна порадовала короля вестью о новой беременности. На сей раз, клялась она, ни один враг к ней и близко не подойдет. В это время король намечал очередную поездку; узнав о ребенке, он сказал, что останется подле жены, но она и слышать о том не хотела. «Поезжай», – сказала она, и сразу после Нового года Джейехерис отправился на Вермиторе в речные земли.

Для начала он погостил в Харренхолле у нового лорда, девятилетнего Мейегора Тауэрса, оттуда двинулся в Риверран, Желуди, Атранту, Розовую Деву и Каменную Септу. По просьбе королевы с ним поехала леди Дженнис Темплтон, чтобы устроить женские сходы в Каменной Септе и Риверране. Сама Алисанна, оставшись дома, возглавляла совет и давала аудиенции, сидя на бархатной подушке у подножия Железного Трона.

В это время на другом берегу залива, близ Глотки, другая женщина произвела на свет мальчика, чьему имени суждено было прогреметь и в Вестеросе, и в иноземных краях. Старший сын Дейемона Велариона, впервые став отцом, нарек сына Корлисом в честь первого лорда-командующего Королевской Гвардией, но впоследствии тот стал известен как Морской Змей.

Вскоре подошел и срок королевы. В седьмом месяце 53 года она родила крепкую, здоровую девочку, которую назвала Дейенерис. Король, узнав об этом в Каменной Септе, тотчас же прилетел. Он надеялся на второго сына, который стал бы его наследником, но дочь полюбил, как только взял на руки. Радовалась и вся страна – за исключением Драконьего Камня.

Одиннадцатилетняя Эйерея Таргариен, дочь Эйегона Некоронованного и сестры его Рейены, считалась наследницей Железного Трона, сколько себя помнила (помимо тех трех дней, которые прожил новорожденный принц Эйегон). Пылкая, волевая, острая на язык Эйерея наслаждалась вниманием, которое оказывали ей по этой причине, и злилась на то, что маленькая принцесса оттеснила ее от трона.

Ее мать королева Рейена, скорее всего разделявшая чувства дочери, не говорила об этом даже с ближайшими своими наперсницами. Рейене в ту пору хватало своих забот: между ней и любимой подругой Элиссой Фармен случилась размолвка. Элисса, которую старший брат лишил всяких средств, попросила у Рейены золота, чтобы построить на Дрифтмарке новый быстроходный корабль и уплыть в Закатное море. «Нет, – ответила королева, – я не вынесу разлуки с тобой». Но Элисса услышала только «нет».

Мы из своего далека ясно видим предвещавшие беду знаки, но тогда даже архимейстеры Цитадели, составлявшие гороскоп на будущий год, ни о чем не догадывались. Никто из них не думал, что год сей станет одним из самых темных в долгой жизни Джейехериса Первого; что он будет отмечен смертью, расколом и бедствиями; что и мейстеры, и простой народ назовут его Годом Неведомого.

Первая смерть случилась сразу после новогодних торжеств: скончался во сне септон Освик. Он был стар и некоторое время прихварывал, но его кончина омрачила весь двор. Он согласился поженить Джейехериса с Алисанной в то время, когда королева-регентша, десница и Вера были против этого брака. Король, не забывший этого, велел похоронить септона на Драконьем Камне, где тот долго и верно служил.

Пока Красный Замок пребывал в трауре, из Штормового Предела пришла новая весть, предвещавшая, казалось бы, радость: королева Алисса в свои сорок шесть снова ждала ребенка! «Еще одно чудо», – сказал великий мейстер, вручая письмо королю. Септон Барт, принявший на себя обязанности покойного Освика, был настроен менее радужно. Королева еще не совсем оправилась после рождения сына, замечал он; вряд ли у нее хватит сил доносить до срока это дитя. Но Робар Баратеон, преисполненный надежд на второго сына, только отмахивался: жена-де родила уже семерых, а где семь, там и восемь.

На Драконьем Камне тем часом дела шли все хуже. Леди Элисса не могла больше выносить жизни на острове. «Море зовет меня, – сказала она Рейене, – мне пора уходить». Королева Востока, никогда не выказывавшая своих чувств открыто, выслушала ее с каменным лицом и ответила: «Я просила тебя остаться, но умолять не стану. Хочешь уйти – уходи». С принцессой Эйереей вышло иначе: когда Элисса пришла к ней прощаться, девочка с плачем обхватила ее ноги, моля, чтобы та и ее взяла. «Я тоже хочу плавать по морям в поисках приключений», – кричала она. Элисса, уронив скупую слезу, высвободилась и мягко сказала: «Нет, дитя, твое место здесь».