Усилия увенчались успехом, и узник вполне владел собою, когда рыжий Хидик зашел в камеру с миской похлебки, поверх которой лежал ломоть хлеба. Жалкая внешность нового тюремщика мало волновала Марила, он сосредоточил все внимание на связке ключей, которую страж крутил в левой руке, время от времени слегка подбрасывая. На заключенного Хидик покосился с явным недоверием и плохо скрываемым опасением.

— Боишься меня? — почти весело спросил Ростин.

— Вот еще! — рыжий попытался придать себе внушительный вид, исполненный презрения к жалкому заключенному. — Это ты жену, что ли, прикончил? — против воли Хидика в голосе его слышалось любопытство и еще что-то трудноуловимое.

— Я, — Марил вполне дружелюбно кивнул.

— Чего-то с трудом верится, — пробормотал страж. — За что хоть?

— Дура была и стерва, — узник улыбался так, словно только что отвесил покойной супруге комплимент. — У тебя небось не такая?

— Какое там, — Хидик вздохнул и безнадежно махнул рукой. — Такая же, если не хуже.

— Скажи, что сам никогда не думал, чтобы ее… — Марил провел рукой по горлу и высунул язык. Прежний застенчивый миляга никогда бы не позволил себе столь вульгарного жеста.

— Ну так думать — это одно. Все думают, — и тут же спохватился. — Но лишь такие выродки, как ты, способны…

— Освободиться? — услужливо подсказал узник.

— Ну да, — хмыкнул Хидик. — Уж ты-то свободен, как я посмотрю, прям как ветер в море. Мне такой свободы и даром не надобно, тем более качаться тебе скоро в петле. Уж лучше я под каблуком у гадины ползучей поживу, чем этак-то.

Тюремщик так и не поставил миску с мерзким на вид варевом, продолжая держать ее в одной руке, а другой по-прежнему машинально поигрывая с ключами. Он больше не выглядел испуганным — скорее, задумчивым и немного грустным. Теперь, видно, уже рыжий страж жалел незадачливого борца против семейного гнета. На какой-то миг Хидик отвел глаза, и узнику этого оказалось достаточно. Марил хлопнул рукой по дну миски — жаль, что похлебка давно не горячая, но опрокинутой на одежду еды хватило, чтобы тюремщик выронил ключи и инстинктивно наклонился за ними. Видно, он считал, что ключи — самое важное. И это была вторая ошибка. Лучше бы Хидик схватился за меч, а еще лучше — бросился к двери. Но он нагнулся за ключами, чтобы не дать узнику первым дотянуться до них. А тот и не пытался дотянуться до связки, он дотянулся до самого стража. Да, кандалы были впаяны в стену, но длина цепи вполне позволяла перекинуть ее через голову рыжего бедолаги, сдавить тонкую шею железными звеньями и силой собственных рук. Главное — не позволить ему издать ни единого звука. Тюремщик хрипел и задыхался, лицо его побагровело, тело содрогалось в конвульсиях. Как же сладко! Прям как тогда с Гедрикой! И пусть несчастный страж не сделал Марилу ничего дурного, это сейчас совсем не важно. Ничто не важно, даже цель, ради которой все это было затеяно. Красное марево затопило мозг и весь мир. Какое блаженство — раствориться в этом безумии и пить чужую агонию! Пить одновременно торопливо и жадно, но при этом желая растянуть наслаждение до бесконечности.

Однако Хидик не изволил доставить своему мучителю такое удовольствие. Умер он довольно быстро. Зато не зря. Велико было искушение усесться, как и в прошлый раз, над трупом, вновь и вновь прокручивая произошедшее перед глазами и ощущая всеми органами чувств. Но Марил все еще помнил, ради чего он это затеял. Вот теперь можно и нагнуться за ключами. Не так уж их и много, а человек, полжизни имевший дело с замками от многочисленных сундуков, кладовок и сараев, без труда поймет, какой из ключей подойдет к кандалам. Ключ от камеры искать не пришлось: решетчатая дверь так и осталась открытой. Вот и пришел миг возблагодарить богинь или, скорее, Изгоя за то, что напротив камеры лишь глухая стена, не позволяющая никому увидеть сцену расправы узника с тюремщиком.

Выйдя из камеры, Ростин довольно четко представлял, что собирается делать. Бежать из темницы в одиночку — совершенно безумная затея, не имеющая ни единого шанса на успех. Но у Марила есть ключи и несколько минут в запасе, что дает возможность попробовать изменить расклад.

Осторожно выглянув из-за угла, он обнаружил в поле зрения по четыре камеры — две справа и две слева. Окинув быстрым взглядом узников, Марил поспешил открыть те двери, за которыми томились здоровые на вид мужчины. Оба, подобно ему, были прикованы к стене цепями. Нежданно явившийся спаситель помог товарищам по несчастью отпереть замки от кандалов. Одна из оставшихся камер оказалась пуста, а в последней сидела старуха. Марил подивился столь странной узнице, но тратить силы, а главное, время, на ее освобождение он не собирался. Чем может помочь бабка в борьбе с тюремщиками, которые вот-вот опомнятся? Каждую минутку нужно увеличивать количество людей, способных если не дать отпор страже, то хотя бы отвлечь ее внимание. Нельзя же допустить, чтобы тюремная охрана бросила все силы на поимку одного сбежавшего узника. Пусть уж гоняется за всеми.

— Не знаю, кто ты, — глухим голосом произнес один из спасенных, — и за какими демонами вытащил нас, но советую выпустить и ее тоже. Бабка нам пригодится.

— Серьезно? Какой толк с этой старой шаэлы? — недоверчиво спросил Ростин.

— Она такая же, как мы.

— Какая? И что значит «как мы»? — Марил все меньше понимал смысл вынужденной задержки и начинал злиться.

— Хватит болтать! — окрысился мужчина, который тоже, видно, не жаждал терять время попусту. — Выпусти старуху. Если выберемся, тогда сам поймешь, что к чему.

Ростин, нервничая и ругаясь, отпер дверь еще одной камеры и освободил женщину, разомкнув кандалы.

— Спасибо, сынок, — хохотнула та. — Ты и вправду не пожалеешь.

Через несколько минут четверо спасенных оказались в длинном коридоре, по обеим сторонам которого располагались камеры.

— Выпускай всех, — скомандовал тот, кто просил за старуху. — Чем больше народу и беспорядку, тем сложнее придется сторожевым псам.

Ростин уже успел выяснить, что большая часть дверных замков отпиралась одним ключом. Какая безумная глупость! Может, это и удобно — не нужно каждый раз искать новый ключ, но, с другой стороны, предельно упростило задачу Марилу и его товарищам по побегу. Некоторые заключенные были в кандалах, но к стене не приковали ни одного из них. Ростин отцепил от связки ключ от кандалов и кинул его освобожденным — пусть снимают цепи по дороге. Его задача — отпирать двери камер.

Естественно, вечно везти им не могло. Стража спохватилась где-то через четверть часа. До этого, видно, тюремщики резались в кости в караулке, попивая кислое вино, что гонит сестрица косого Дорма. Но, проявив беспечность, охранники не собирались проявлять еще и глупость. Они показались сразу с двух концов коридора, отрезав заключенным любой из двух возможных путей к отступлению. Тюремщики были вооружены — кто алебардами, а кто мечами. Это, безусловно, давало им преимущество. Но узники, почуявшие запах свободы, являли собой достойных противников. Во-первых, в отчаянной попытке вырваться они были готовы на все, во-вторых, их было больше. В качестве оружия заключенным служили цепи. Раскручивая их над собой, узники наносили удары по врагам — хотя в свалке порой доставалось и своим. Наиболее ловкие умудрялись обвивать цепи вокруг мечей и алебард, вырывая оружие из рук противников и тут же вооружаясь трофеями.