— Энья Линсар, не говорите глупостей, — зло бросил Дайриец. — Уж вам-то не в чем себя винить. Я же кляну себя не за то, что выжил, а за то, что не смог защитить вас обеих. Я бросил Вельтану, где творится Изгой знает что, ради того, чтобы оберегать вас. Но не смог. Тогда к чему все это?! Я не могу быть ни королем, ни хранителем!

Он снова опустил голову на руки, давая понять, что разговор окончен. Нет уж, она этого так не оставит. Раз сострадание не действует, придется стать жестокой.

— Вот уж не подумала бы, что король-завоеватель может быть таким сентиментальным. Вас не мучает совесть из-за тысяч людей, действительно погибших в развязанной вами войне, но вы будете изводить себя бесконечно из-за смерти одной девушки, к которой на самом деле непричастны?

Валтор поднял голову и теперь изумленно смотрел на Лотэссу, словно не веря, что она может быть столь безжалостной.

— Это совсем другое, — глухо пробормотал он. — Но вы не понимаете. Не можете понять.

— Нет, могу! — упрямо возразила девушка. — Помните, как я терзалась из-за смерти Шафиры? Разве вы с Торном не говорили мне то же, что я вам сейчас? Вы винили во всем чудовище, а Торн — еще и себя. Так вот, теперь я его отлично понимаю. Ведь на этот раз у меня куда больше причин упрекнуть себя в смерти Нармин, чем у вас.

— Я уже сказал… — король попытался прервать ее.

— Не перебивайте! Вы действительно ничем не могли помешать чудовищу убить нас. Но я могла.

— Что?!

— Мой дар Маритэ куда сильнее, чем у Нармин. Додумайся я воспользоваться им, она была бы жива.

— А вы мертвы вместо нее?! Да вы с ума сошли, Лотэсса! — он вскочил, но снова опустился на стул. Голос зазвучал тише. — Увидеть вас умирающей и знать, что такой ценой куплена моя жизнь — нет худшего проклятия. А уж для хранителя и подавно. Не смейте даже думать о таком.

Она и не думает на самом деле. То есть не то чтобы совсем не думает, но не упрекает себя за то, что случилось. В тот момент у Тэсс не было ни единой мысли о возможности применить дар Маритэ. Даже когда Нармин вступила в битву с демоном, поначалу было непонятно, как она это делает и что вообще происходит. Но потом Лотэсса не раз возвращалась к мысли, что могла бы попробовать сделать то, что сделала жрица. Владычица говорила, что дар Лотэссы очень силен, возможно, она сумела бы победить на'ари и выжить. И все-таки Тэсс не чувствовала за собой вины. Ее не готовили в жрицы, не учили пользоваться даром, в отличие от Нармин. Если бы та не решила пожертвовать собой, они были бы мертвы, все трое. Даже перед лицом смертельной опасности, даже в муках Тэсса не догадалась бы использовать дар как оружие.

Совесть Тэсс была чиста, слова же предназначались королю, чтоб снять с его плеч чрезмерно тяжелый груз, переложив на свои. Расчет не совсем оправдался, но, по крайней мере, Валтор ожил, он гневался, страдал, однако больше не замыкался в своем горе.

— Я пообещаю не корить себя в смерти Нармин, если вы сделаете то же самое.

Лотэсса положила руку на ладонь короля и тут же хотела отнять ее, но Валтор удержал ее руку, накрыв своей. Девушка снова легонько дернула ладонь, но Дайриец держал ее крепче, чем следовало, и при этом неотрывно смотрел на Тэсс с каким-то странным выражением — изучающим и ждущим одновременно.

— Опять хотите спасти меня, Тэсса?

— Ну, вы же спасали меня. Не раз. И не какими-то словами, а по-настоящему.

Почему бы заодно не напомнить ему, что в роли хранителя он далеко не так бесполезен, как внушил себе?

— Иногда слова значат больше дел.

Валтор, к облегчению Тэсс, наконец отпустил ее руку и поднялся.

— Вы сказали куда больше, чем следовало, энья Лотэсса, и совершенно не то, что следовало. Но это неважно. Вы показали мне, что я неправ. У меня нет права предаваться страданиям. По крайней мере, не сейчас. Когда-нибудь я смогу достойно оплакать Нармин и почтить ее память. Кто знает, может, по долгом размышлении мысль назвать в ее честь один из осенних месяцев покажется не столь уж безумной.

— Конечно, — Тэсса серьезно кивнула. — Она так хотела, чтобы вы помнили ее. Она же… любила вас, — девушка неожиданно смутилась.

— Любила, — теперь в словах звучала грусть, а не боль. — А я был жесток с ней. Мне казалось, она это заслужила. А она… Теперь-то я понимаю, что Нармин была куда лучше, чище и благороднее, чем я думал о ней.

— Наверное.

Конечно, по мнению Тэсс, Нармин не была такой распрекрасной, какой теперь видит ее король, но пусть думает о ней хорошо. Бедняжка это заслужила.

— Лотэсса, простите меня за слабость, недостойную мужчины. Я не должен был давать волю своему горю. Тем более, вы тоже нуждаетесь в утешении.

— Нуждаюсь!

Неожиданно Тэсса поняла, насколько это близко к истине. Она пережила ужас, когда чудовище шипело свои угрозы, потом боль и скорбь над умирающей Нармин. Но не позволила себе даже поплакать по-человечески. Не смела, понимая, насколько хуже должно быть королю, и не желая обременять его еще и собственными проявлениями горя. И вот теперь она словно получила разрешение на простые женские слезы.

Девушка опустилась на кровать и позволила себе разрыдаться. А король сидел рядом, гладил ее по плечам и волосам, шепча что-то утешительное. Он снова был самим собой, и от этого становилось легче.

Путешествие длилось уже двенадцать дней и успело изрядно утомить Лотэссу. Раньше она и представить не могла, что можно менее чем за две недели пересечь границы двух государств.

Тэсс не слишком-то понравилось в гостях у жриц, но не прошло и нескольких дней, как она невольно затосковала по спокойному течению жизни в Храме. По возможности спать в одной и той же кровати, не проводить большую часть дня в седле, есть пусть незамысловатую, зато вкусную и не странную еду. Теперь же они с Валтором целыми днями гнали коней, временами меняя их. Останавливались лишь вечерами в небольших гостиницах, вдали от крупных городов, чтоб не привлекать лишнего внимания. Впрочем, после того, как они пересекли границу Элара и въехали в Имторию, путь их пролегал по окраине страны, где преобладали поместные замки с окружающими их деревнями и изредка встречались небольшие городки. Учитывая это обстоятельство, а также то, что Имторию в целом нельзя было назвать богатым и процветающим государством, гостиницы и постоялые дворы, где проводили ночи путешественники, сильно уступали эларским.

Однако Лотэсса старалась не жаловаться на тяготы пути. Она сама хотела достичь цели как можно быстрее. Ей было уже почти все равно, что есть и где спать. Покинув Вельтану, изнеженная аристократка за какие-то полтора месяца стала куда менее прихотливой и требовательной. Тем более что впереди их ждали недели вынужденного бездействия на корабле, за время которых можно будет и отдохнуть, и выспаться, и успеть заскучать. Но твердое решение не роптать не избавляло девушку от усталости. Проведя почти весь день в седле, вечером, едва успев поесть, она замертво падала на постель. Время до следующего утра казалось Тэсс мгновением. Нередко Лотэсса засыпала в седле, и тогда король снимал ее и пересаживал к себе, давая возможность еще поспать в дороге. Его величество вообще проявлял трогательную заботу о спутнице, стараясь хоть немного облегчить ей сложности путешествия. Тэсса ловила себя на мысли, что чем больше времени они проводят вместе, тем сложнее ей сохранить прежнее отношение к Дайрийцу. В столице Малтэйр был королем, занимающим чужой престол, — захватчиком, узурпатором, убийцей. Даже спасенная дважды жизнь не заставила девушку пересмотреть свой взгляд на Валтора так, как время, проведенное в путешествии к Храму Маритэ и в самом Храме. Как бы ни старалась Тэсс, теперь она видела в короле прежде всего человека. И человеком Малтэйр, что ни говори, оказался все-таки благородным. Это не отменяло его злодеяний, но жить в постоянной ненависти больше не было ни сил, ни желания.