Женщины смотрели на Ширли во все глаза и шушукались: «Да, ведь точно, она права, все так и есть». Та, что чесала нос, гордо скрестила руки на груди, подчеркивая свое нежелание стать жертвой.

– Лягушка гибнет не только потому, что сварилась в кипятке. Ее губят лживые обещания, несбывшиеся надежды, ощущение собственной беспомощности. Откройте глаза, не позволяйте жестоко с собой обращаться, умейте обозначить границы, которые нельзя преступать. Всему этому вас научат. Вы оказались здесь вовсе не на всю оставшуюся жизнь, вам потом будет легче занять подобающее место в обществе.

Позади Ширли собрались добровольцы: десять женщин разного возраста и разного социального положения. На груди у каждой висел бейджик с именем. Эти женщины преподавали йогу, поваренное искусство, гончарное дело, игру на фортепиано, пение. Давали уроки информатики, английского, шитья, гигиены. Кроме того, они занимались уборкой, готовили еду. Каждый день – абсолютно бесплатно. Когда Ширли обратилась к ним, женщины по очереди представились и, улыбаясь, объяснили, какие у кого задачи.

– А теперь, – подвела итог Ширли, – идите за Джейн, которая все здесь вам покажет: мастерские, медпункт, столовую, душевые, комнату отдыха и прочее. Добро пожаловать! И не забывайте: мы не лягушки!

Женщины собрались вокруг Джейн. Они пока едва тащили ноги, но на лицах уже появлялись робкие улыбки.

Бекка подошла к Ширли, положила руку ей на плечо и увела в сторонку. Новоприбывшие тем временем выходили из зала.

– Отличная у тебя речь получилась! Это ты новую сочинила? Я раньше ни разу не слышала.

– Я написала ее вчера вечером. Сама почувствовала, что хорошо получилось. Как-то сразу после этого полегчало.

– Я чуть не разрыдалась, так жалко лягушечку стало!

– И ведь история про лягушку подходит для всех, заметь. Вот возьмем глобальное потепление. Мало-помалу климат меняется. И вот результат: каждый год то цунами, то ураган, то торнадо, то извержение вулкана, то река выходит из берегов, то весной разражается снежная буря….

– И никто не обращает внимания! Все считают, что все отлично, все идет своим чередом…

– То же самое с пищей, – раздухарилась Ширли. – Производители увеличивают количество жиров, сахара, добавляют в готовые блюда составляющие на базе клея, крови, костей, красителей, желатина!

– Кошмар какой! – возмутилась Бекка, но в глазах ее заблестело лукавство.

– Нужно собрать вместе всех руководителей мировых сообществ и разных государств и рассказать им историю про лягушку, чтобы они подумали, какой мир они для нас готовят.

– Да и не только им стоит подумать…

Ширли недоуменно посмотрела на нее:

– Что ты имеешь в виду?

– Как раз то же самое, что ты сейчас объясняла этим женщинам. Я знаю одного человека, который сидит в кастрюле с водой, стоящей на огне, и не замечает надвигающуюся опасность.

Ширли пожала плечами.

– Ты о чем, Бекка?

– О лягушке, о кастрюле и о зажженном под ней огне.

– Ты опять так хитро, загадочно улыбаешься, явно что-то задумала…

Бекка заволновалась, ткнула пальцем в Ширли:

– Да ведь ты и есть та лягушка, Ширли!

– Я?

– Лягушка, которая заживо варится в кастрюле.

– Я?

– Да, ты.

Подбородок Ширли задрожал. Она сердито посмотрела на Бекку.

– У тебя все нормально с головой?

Но Бекка твердо стояла на своем:

– Ты разговаривала с Жозефиной перед ее отъездом?

Ширли отвела глаза.

– Нет.

– А ты вообще пыталась ей позвонить?

– Она не берет трубку.

– Не берет трубку?

– Нет. Я звоню, а она не берет трубку.

– А ты знаешь, почему?

Ширли опустила голову.

– Она не хочет со мной разговаривать.

– И почему же, как ты думаешь?

– Я не знаю.

– Ширли…

– Я правда не знаю…

– Ну пожалуйста… А не то я буду вынуждена сказать. А тебе бы этого не хотелось, ведь правда? Это было бы неприятно, мы обе оказались бы в затруднительном положении.

– В конце концов! Бекка, ты…

– Жаль. Мне бы хотелось, чтобы ты сама все рассказала.

Ширли покраснела, отступила, бессильно рухнула на стул.

– Я не могу!

– Почему же?

– Потому что… потому что…

– Потому что происходит нечто серьезное…

Бекка схватила Ширли за руку и непререкаемым тоном добавила:

– Между вами двумя.

– В смысле? Между кем и кем?

– Между Филиппом и тобой.

Ширли с силой тряхнула головой и ответила, стараясь не глядеть Бекке в глаза:

– Но ведь ничего же не происходит! Он ничего не знает, он вообще от этого далек.

– Ты правда так думаешь?

– Он думает, что мы всего лишь друзья…

– А все совсем не так на самом деле?

Ширли повернула к Бекке искаженное болью лицо.

Она больше не была похожа на хищника, наворачивающего круги по клетке, она стала точь-в-точь как те женщины, перед которыми она выступала несколько минут назад.

– Ох, Бекка, что же мне делать?

– То, что в таких ситуациях делают смелые, сильные люди.

Ширли заерзала на стуле, согнулась, разогнулась, словно желая избавиться от гнета, противостоять натиску Бекки.

– Я люблю его. Так, как никогда никого не любила.

– Это все всегда говорят.

– Я не знаю, как так получилось, не спрашивай меня.

Бекка сурово посмотрела на нее.

– Я знаю, что это нехорошо, – продолжала Ширли, уставившись в одну точку, – я не пытаюсь оправдать себя. Я хотела исчезнуть, уехать подальше отсюда, но не смогла!

Ширли побледнела так, что на нее страшно было смотреть.

– Однако необходимо все же, чтобы ты уехала.

– Я и сама хочу, но только вместе с ним, – невнятно улыбнувшись, вздохнула Ширли.

Она обернулась к Бекке, схватила ее за запястья:

– Я ничего для этого не делала специально… Так само получилось.

– Я не сомневаюсь. Виноват не тот, кто совершил ошибку, это с каждым может случиться, а тот, кто себя жалеет и оправдывает.

– Мне очень стыдно!

– Ты должна уехать, Ширли. Это единственно возможное решение.