– Чтобы больше не видеть его? Да я просто не смогу!

– Это будет трудно, но ты справишься.

– А если я обещаю наступить себе на горло, никаких личных, близких отношений с ним? Ни на секунду не оставаться с ним наедине в одной комнате?

Бекка помотала головой, но Ширли уже увлеченно продолжала:

– Просто знать, что он тут, слышать его, попадаться ему на дороге, случайно касаться его. Ах, если бы ты знала! Даже подниматься по лестнице, ведущей в его кабинет, и то было для меня счастьем. Я иногда даже специально спускалась на несколько ступенек вниз, чтобы продлить это ощущение!

– Будь мужественной, уезжай.

– Но ведь никто ничего не узнает. Я буду жить рядом с ним и мало-помалу выздоравливать.

– Так не выздоравливают, Ширли.

– Да, да, именно так!

– От любви так не выздоравливают. От любви надо бежать со всех ног.

– Я НЕ МОГУ, – выдохнула Ширли, – просто НЕ МОГУ. Ну позволь мне остаться. Скажи мне, что все само уладится.

Бекка внимательно посмотрела на нее и покачала головой.

– Если ты будешь рядом с ним, ничто не уладится.

– Он ведь ничего не знает, Бекка, ни о чем не догадывается!

– Зато Жозефина знает.

– Не знает она ничего!

Ширли закрыла руками уши, не желая ничего слышать. Потом провела рукой по волосам, по лицу.

– Ну как же. Она сбежала в день рождения Филиппа. После того, как вы с ней попили чаю в «Фортнум энд Мейсон».

– Откуда ты знаешь?

– Помнишь Мод, такую с рыжими волосами, которая пришла к нам сюда в самом начале? Она взяла свою судьбу в свои руки, ушла от мужа и получила квартиру. Так вот Филипп устроил ее официанткой в чайном салоне «Фортнум энд Мейсон». В тот день она как раз работала. Когда вы заходили, она вам даже помахала, но вы не заметили.

– Честно говоря, я не помню…

– Она присутствовала при той сцене с опрокинутым соусником. И видела, как Жозефина ушла. Она улыбалась, но вид у нее был как с того света, вот что Мод мне рассказала. Она к тому же удостоверилась, что дело неладно, а знаешь, почему?

– Нет.

– Жозефина оставила два билета в театр на столе, чтобы уплатить по счету. Ты можешь себе представить, до какой степени она была потрясена?

Ширли слушала ее, широко раскрыв глаза. В ужасе повторяла: «Она знает. Ох, она знает!»

– Что касается тебя, ты убежала в туалет и так и не вернулась, а пакет свой оставила на стуле. Так вот, Жозефина заглянула в него украдкой, внимательно следя за тем, чтобы ее никто не увидел.

– Значит, она видела…

– Да. Это тоже рассказала мне Мод. Жозефина прочла какую-то записку из конверта и некоторое время сидела неподвижно, подобно каменной статуе. По губам ее бродила странная улыбка. Потом она положила записку обратно в конверт, конверт в пакет, все закрыла и ушла. Мод оплатила ваш счет. Я отдала ей деньги – она, знаешь ли, деньги не в тумбочке берет! Так что нечего мне тут рассказывать, что все нормально и Жозефина ни о чем не догадывается.

Ширли вздохнула, признавая свое поражение.

– А ты не хочешь спросить, где твой пакет? – поинтересовалась Бекка.

Ширли подняла голову.

– У меня в кабинете. Можешь забрать его, когда хочешь.

– Это был подарок… – прошептала Ширли.

– Филиппу?

– Да. Репродукция рисунка Люсьена Фрейда, выпущенная ограниченным тиражом. Он мне рассказывал о нем, и я угадала, как сильно ему хочется купить эту работу, сколько бы он ни утверждал обратное. Я побежала покупать ее. В галерее остались две работы. Я выбрала «Собаку», Жозефина – другую работу. В тот день, когда я ее встретила, она как раз шла за ней…

– И ты говоришь, что не происходит ничего страшного!

– Я знаю, Бекка! Но я никогда этого не хотела специально. Все так получилось, сама не знаю, как…

– Думаю, точно так же, как у лягушки, я полагаю, – ответила Бекка.

Ширли не улыбнулась в ответ. Бледная, несчастная, она заговорила как сомнамбула:

– Мы взяли за правило встречаться вечером в его кабинете. Мы разговаривали. В основном я говорила. Я спрашивала его: а как так специально устроены мужчины? Потому что мне кажется, что я совсем неправильно о них думаю, ничего в них не понимаю. Он слушал меня, смотрел ласково и заинтересованно, был всегда так внимателен – как тут было не дать себе волю и говорить, говорить… Он тоже виноват! От него исходит такая сила, и при этом в ней нет ничего угрожающего, ничего жестокого. А я впервые в жизни чувствовала себя легкой, женственной, очаровательной.

– Ты играла с огнем.

– Я знала это, но не хотела себе признаваться. Я ждала этих вечерних встреч. Мои защитные барьеры падали один за другим. А потом однажды… ты поднялась и сказала, что устала и сегодня уйдешь пораньше. Пробило девять часов вечера, Жозефина была в Париже, Александр ужинал где-то с друзьями, Филипп не торопился домой, открыл бутылку хорошего вина…

– Да, я помню, ты сидела на банкетке в его кабинете, дергала молнию на сапоге, вверх-вниз, вверх-вниз, я еще подумала, в конце концов ты ее сломаешь!

– Я сломала не молнию, а судьбу. В какой-то момент мы посмотрели друг на друга, и меня точно топором по сердцу, обухом по голове…

– Про такое обычно говорят: «Как гром среди ясного неба…» – тихо заметила Бекка.

– Я словно развалилась на две части. Руки не мои, ноги не мои, дышать невозможно. Словно контузили.

– Но ты так давно знаешь Филиппа! Как это получилось?

– В этот вечер я посмотрела на него пристально и внимательно, так, словно никогда не видела, он улыбнулся, спросил, все ли в порядке? Не застрял ли у него между зубами салат. Я завопила: «Нет, нет!» Я была в ужасе. Меня преследовало только одно желание: прижаться к его ногам, хватать жадными губами его губы, руки, живот. Я была женщина, он был мужчина, ничего больше не существовало. Даже если бы мне сказали, что меня убьет током, если я к нему прикоснусь, я бы бросилась на него все равно! И тут я услышала голоса с улицы, через окно, какая-то женщина кричала: «Оставь меня, я не твоя вещь!» И это как-то привело меня в себя. Я сразу ушла, объяснив, что меня ждет Оливер, что я обещала ему рано вернуться. Я уже с лестницы крикнула «до свидания», скатываясь по ступенькам, натянула пальто, в глазах было темно, я ничего не видела, потом я обнаружила, что плачу. Выскочила на улицу, поймала такси, прыгнула на заднее сиденье, поехала, всхлипывая. Я не понимала, почему же я плачу. То ли от радости, то ли от отчаяния. Я говорила себе: «Какое счастье, завтра я увижу его, какое горе, ведь завтра я увижу его!» Он, наверное, подумал, что я сошла с ума…

– Или почувствовал облегчение оттого, что опасность миновала…